Да? Но ты же винишь меня в смерти Алана, грустно улыбнулся Деммид и вышел из спальни.
Проклятие... прошипел Эдлай, ошалев от последней фразы повелителя. Он подошел к кровати, откинул занавеску и посмотрел на спящего Армана. Почему именно я?
Мне разбудить мальчика? невозмутимо ответил Даар. Полагаю, ты захочешь с ним поговорить. Только не думаю, что это поможет.
Эдлай подавил в себе желание врезать телохранителю по морде за промелькнувшую в его словах издевку. А до рассвета осталось так немного...
4. Брэн. Договор
Мать где? спросил Брэн.
Руки сестры тряслись, когда она разливала по чашам суп, пахнущий кислой капустой.
Кошка не унималась со своим мурлыканьем норовила залезть на колени, стащить из чаши редкий там кусок мяса. Мальчишка-волчонок жевал задумчиво хлеб и с тревогой посматривал на вышитую крестиком занавеску, за которой продолжал стонать больной.
Не нравился Брэну взгляд этого ребенка. В деревне детство и так слишком коротко, а у этого мальчишки детства, казалось, и вовсе не было. Он будто родился взрослым, с этими слишком серьезными, слишком много понимающими глазами. За что его, по сути, и не любили. Люди не любят тех, кто их понимает.
Где мать и братья? спросил Брэн, отрывая взгляд от мальчишки.
Буренку... сестра вздохнула, к брату старейшины вести готовят.
Да ты что? искренне удивился Брэн. Корову продать решили?
Сестра лишь пожала плечами, потупившись:
Лекарь много берет. С соседней деревни он, говорят, хороший, но берет много. Виссавийцы-то на нас всех обиделись. Больше на зов не приходят, пришлось вот лекаря позвать. А батя... все хуже ему.
Девочка всхлипнула и поспешно отвернулась, украдкой смахивая слезы.
А холодно так почему? тихо спросил Брэн. Дрова бережете?
Как батя слег, сложно... с дровами-то, вновь прошептала Ора. Раньше нам за работу в кузне их таскали. И еду. И одежду привозили. Временами мясо, на ее лице на миг проявилось мечтательное выражение, а теперь... малых кормить, бывает, нечем. И кузня уже долго стоит. А лекарь...
Девочка осеклась, посмотрев со страхом на дверь:
Много берет он. Очень много. Все сбережения и вышли. Соседи хоть и помогают, и старейшина стороной нашу беду не обходит, а все равно мало. Мало... последнее слово ударило неизбежностью.
В дверь тихо постучали. Ора вздрогнула, чуть было не расплескав земляничный чай. Потом встрепенулась вдруг, покраснела испуганно и суетливо бросилась к дверям, встречать неведомого
гостя. И с каких это пор гостей бояться начала?
Соседка новая, прошептала она с облегчением, показывая брату на худую фигурку женщины, укутанную в теплый плащ. Рид. Мать твоего волчонка.
Брэн вздрогнул. Сестренка у него тоже очень даже наблюдательная. Ведь один раз только мальчика волчонком назвал, а уже и прижилось. Да и гостья, услышав новую кличку сына, не оскорбилась, не возразила, лишь улыбнулась приветливо такими же пухлыми, как и у волчонка, губами да скользнула к столу, без спроса усевшись напротив.
Спасибо, прошептала она, протягивая Брэну небольшой сверток. Спасибо, что помог моему сыну.
Мальчик-волчонок, забыв о ложке и супе, сполз со скамьи и, подбежав к матери, сел рядом с ней, прижавшись к ее боку. Ора забрала у гостьи сверток, развернула его и, открыв берестяную коробочку, с видимым удовольствием вдохнула едва ощутимый нежный аромат.
Какой приятный запах, прошептала она.
Когда заваришь чай, будет еще приятнее, улыбнулась гостья. И хворь тебя стороной обойдет, и заботы не покажутся столь важными, Рид осеклась, когда за занавеской вновь раздались едва слышные стоны.
Волчонок оторвался от матери, посмотрел на занавеску, потом умоляюще на женщину, неуверенно потянул ее за подол, шевельнул пухлыми губами, будто силился что-то сказать, и его глаза чуть заблестели от проступивших на них слез.
Могу ли я тебе помочь? хрипло спросила гостья, опуская на плечи капюшон плаща.
А можешь? ответил Брэн, отодвигая от себя чашу и внимательнее разглядывая мать волчонка.
Может, и смогу.
А красива Рид, в том ей не откажешь. И в самом деле, излишне тонка в кости, хрупка и прекрасна, как статуи в главном зале замка, в котором Брэну приходилось бывать всего несколько раз. Волосы черные, как смоль, блестящие и пышные, и глаза, хоть и не столь говорящие, как у ее сына, а все равно пронзающие и внимательные. Такие же черные. И уверенности в голосе столько, что и Брэн ей поверил.
Ора не поверила: она, дрожа, опустилась на скамью, сжимала и разжимала нервно пальцы, кусала бледные тонкие губы, но брату не перечила. Не привыкла она перечить.
Может, и смогу, задумчиво повторила женщина, поднимаясь со скамьи.
Она подошла к занавеске, уверенно отдернула плотную ткань и некоторое время стояла неподвижно, вглядываясь в лицо лежавшего перед ней больного.
Проникающий через окна неясный свет выхватил морщинку между ее бровями, задумчиво потухшие глаза и едва шевелящиеся, будто повторяющие заклинание губы.
Брэн, не выдержав, поднялся со скамьи и встал рядом с гостьей. Тут же скользнул к ним волчонок, прижался испуганно к матери, уставившись в больного лихорадочно горящими в полумраке глазами.