Кстати, парню пора следующее звание присваивать. И орден какой-нибудь подобрать. Давно пора и есть за что.
15 августа, пятница, время 18:30.
Минск, квартира генерала Павлова.
Облепленный своими женщинами кое-как преодолеваю сразу ставшую тесной, хотя объективно просторную, прихожую. Сапоги пытается с меня снять Адочка, но куда ей. Так что сам, всё сам. Хотя и трудно, когда дочка висит на шее.
Почему тебя так долго не было?! одним этим воплем детской души можно выразить все эмоции, и её и Шуры.
Все претензии, Адочка, Ставке Верховного Главнокомандования и Советскому правительству. В письменном виде.
Меня конвоируют на кухню кормить. Передо мной возникает широкая мелкая тарелка с горкой обжаренной картошки с двумя котлетами. Адочка сидит у меня на коленях. Немного неудобно, но отстёгиваться Ада отказывается, и у меня нет ни малейшего желания её сгонять.
Дим, а правда, чего так долго-то? Шура глядит на меня безотрывно, подперев щеку рукой.
Страна в сложном положении, Шур. Северный фронт хотят на меня повесить
Опять переезжать? вздыхает жена.
Нет, принимаюсь за котлету, Адочка тоже поклёвывает. Хотя как сказать эвакуироваться из Минска придётся. А не съездить ли тебе к родителям в Сибирь? Родители на внучку хоть посмотрят?
Настолько всё плохо? Шура грустнеет.
Нет. Только Минск может оказаться под бомбёжками. Немец рвётся сюда, как голодный пёс к свежей косточке. Можем и не удержать
Отвлекаюсь на ужин, немного молчим. Шура начинает разливать компот.
Мне ягодок побольше, требует Ада.
По Северному фронту потом жене расскажу. При дочке не буду. Не доросла пока до серьёзных разговоров.
С повышенным благодаря вкусному ужину настроением иду в гостиную. Ада тут же расставляет шашки, играть в свои любимые уголки. Шура со слабой улыбкой наблюдает за нами. Очень устал, поэтому проигрываю дочке без напряжения.
А Борька где?
Борька
в Смоленске. В артиллерийское училище поступает, докладывает Адочка, весело постукивая шашкой.
Неумолимая реальность властно предъявляет свои права и на моё личное время. Нет у нас сейчас этой привилегии. Ни у кого. Не знаю, как это происходит, но по особой требовательности звонка распознаю самый высокий уровень. Москва.
Подожди, Адочка, оцениваю диспозицию на доске, я всё равно уже проиграл, так что не огорчайся.
Ухожу в прихожую, плотно закрываю двери.
Добрый вечер, товарищ Павлов, слышу знакомый акцент. Сталин.
И вам также, товарищ Сталин.
Рановато ты домой уходишь, товарищ генерал, журит вождь беззлобно.
Ну, как же рано, улыбаюсь, на полторы недели отлучился, не на один день. Вам моя дочка уже хочет нажаловаться
На кого?
На вас, товарищ Сталин.
Такую жалобу я не смогу оставить без внимания. Ты уж извинись перед дочкой за меня, после кхеканья, видимо, заменяющего смешок, говорит Сталин.
Как у вас там дела, товарищ Павлов?
Да нормально, товарищ Сталин. Буду готовить Минск к эвакуации, а через неделю, наверное, начнём, беззаботно отвечаю главнокомандующему.
Это ви называете нормальным? акцент усиливается.
Господство в воздухе нам у люфтваффе вырвать не удаётся, объясняю обстоятельства. Нельзя сказать, что оно у немцев, но преимущество у них есть. Численное и кадровое. И если немцы очень сильно захотят, они войдут в Минск недели через две.
И они хотят?
Да. Им надо уничтожить мой фронт, иначе у них ничего не сложится.
Им это удастся?
Даже возможности такой не вижу. Если только ценой всей их армии. Но тогда и война закончится. У них просто воевать некому будет.
Сталин немного молчит, переваривает новости. Хотя какие это, к чертям, новости?
Не надо сдавать Минск, товарищ Павлов.
Главный вопрос не в этом, товарищ Сталин. Главное в том, сколько немцы готовы заплатить за Минск. Если они положат на него двадцать передовых дивизий, то, думаю, нам надо согласиться на такую цену.
Пачиму?
Потому что после этого вермахт потеряет от трети до половины своего атакующего потенциала. Опытных солдат передовых, штурмовых частей в вермахте не более полумиллиона. Ну, пусть шестьсот тысяч. И если он оставит в Белоруссии и на подступах к Минску тысяч сто пятьдесят двести, то сами понимаете, какая это цена. Фактически я бы поставил вопрос так: сдать Минск за очень большую цену и выиграть войну немедленно или положить лучшие силы моего фронта, отстоять Минск и
И проиграть войну?
Нет. Отложить победу на долгий срок и заплатить за неё большей кровью.
Сталин молчит. Пауза длится и длится, а я вспоминаю одну очень важную мелочь.
Товарищ Сталин.
Да.
Мы же сейчас с американцами дружим? Нельзя ли их попросить?
Слушаю вас, товарищ Павлов.
Нам очень много чего нужно, но лично я на первое место ставлю телефонный провод с надёжной изоляцией. Так чтобы можно было его в воду бросить и не бояться плохой связи. Мы перед войной организовали свою окружную военную телефонную сеть, но когда начнутся осенние дожди, она выйдет из строя. И ничего тут не поделаешь.
В каком количестве вам нужен провод?
Трудно сказать. Одно знаю точно: речь идёт о тысячах километров.
Харашо, товарищ Павлов, я позвоню президенту Рузвельту. Но вы всё-таки постарайтесь Минск не отдавать.