Постоянно отслеживая работы других художников, однажды перед самым отъездом из Оксории Фабрицио всё же получил ответ на свой вопрос. Тогда он впервые столкнулся с настоящим, пусть пока и непризнанным никем, сокровищем - удивительно талантливым портретистом и живописцем Гантом П'Ола. Картины этого художника встряхнули весь мир Фаба. Фронсин Гант, почти незаметными штрихами мог передать в одном изображении несколько, порой противоречащих друг другу ощущений: прекрасное в отвратительном, мерзкое в красивом, грязь в чистоте, пронзительно светлое в мрачном... В каждой картине П'Ола играла всеми гранями жизнь. И это было прекрасно. Невольно сравнивая свои картины и картины Ганта, собственные творения Фаб теперь видел лишь безликими копиями с увиденного однажды оригинала. Что и говорить, подобное принять было сложно. Особенно, когда ты находишься на гребне славы. Пытаясь понять секрет талантливого художника, Фабрицио однажды пригласил парня к себе. Поговорив на отвлеченные темы, Фаб неожиданно спросил художника прямо о том, что постоянно занимало собственные мысли. Он интересовался особыми приемами, способом увидеть истинную подоплеку кусочка, вырванного из жизни... Фаб был готов к замалчиванию, но не к тому, что услышал:
- Я так чувствую, - Гант открыто и беззащитно улыбнулся. - Просто чувствую, воспринимаю всё сердцем, душой, пропускаю через себя, а потом выплёскиваю пережитое внутри на холст... Всё просто! Нужно только почувствовать...
- Да, просто... - задумчиво ответил Фаб, внутренне совершенно не соглашаясь со скромным гением. - А если бы ты не мог чувствовать? Как бы ты тогда... смог рисовать?
- Не знаю, - нахмурил брови и основательно задумался Гант. - Думаю, что так, как сейчас не смог бы, точно.
- Почему?
- Хм... наверно это как смотреть на мир через монохромный монокль. В чёрно-белом изображении цвета, имеющие одинаковую насыщенность, выглядят одинаковым серым цветом одного оттенка. Красный, зелёный, синий, если они одинаковы по насыщенности, в монохромном отображении одинаково серы! Если бы я не умел чувствовать, то всё глубинное имело бы один и тот же окрас! Я бы не смог видеть мир во всем многообразии! Да что там видеть! Я не смог бы полноценно жить, понимаешь?
- Не очень,- тихо ответил Фаб.
- Знаешь, иногда нас охватывают неприятные эмоции и нам кажется, что лучше б их не было. Но это чистейшая глупость. Гнев, ярость - тёмно бордовые цвета прорыва, грусть - нежно-фиолетовая синь заката, ненависть - глубокая ночь с кровавыми всполохами пламени, зависть - белесо-зеленый налет плесени - каждая из них прекрасна по своему. А ведь есть ещё и противоположные им чувства: радость, как искрящиеся солнечные блики в брызгах воды, счастье, как водоворот золотистого света, разгоняющий темноту... Так много всего заключено в нашей способности чувствовать! Это дар! Великий дар, который дан всем разумным существам нашего мира!
Скромный гений ещё долго рассуждал на тему чувств, а Фаб... Фаб задавался вопросами: неужели это правда? Неужели он беспросветно слеп? Неужели он настолько многое теряет? Неужели чувства никак ничем не заменишь? И с каждым новым словом Ганта понимал: это действительно так! Ещё будучи маленьким ребёнком он осознавал, что неполноценен. Однако тогда он думал, что сможет решить собственную проблему умелой имитацией. И только теперь Фабрицио понял - имитация чувств ему ничем не поможет. А ещё... по-настоящему талантливым как Гант, он никогда не станет. Как бы ни старался, сколько бы усилий не приложил! А всё потому, что никогда не научится чувствовать...
До самого отъезда из Оксории Фабрицио больше не нарисовал ни одной картины. Будто что-то внутри сломалось, и рука больше не могла касаться карандашей или кистей. Прагматичный ум Фаба объяснял всё бесполезностью сих действий, но... на самом деле юноша не желал постоянно напоминать себе о своей ущербности. Да, он не мог чувствовать боль и разочарование, но осознание собственного бессилия не нравилось глубоко похороненному внутри Фаба калеке-зверю. Лишь через полгода после памятного разговора Фабрицио вновь начал рисовать... однако причиной стала необходимость, а не желание запечатлеть прекрасное...
Покидая Оксорию, Фабрицио сделал всё, дабы помочь Ганту П'Ола стать известным. Юноша считал, что этот скромный гений заслуживает хорошей, безбедной жизни хотя бы для того, чтобы продолжать создавать свои шедевры, не мучаясь от голода и холода. А ещё... внутри Фаба жило осознание: так будет правильно. Справедливо.
Акладия встретила путешественников проливным дождём. Но Селеста Маричелли, судя по её сияющему взгляду и слезам, была счастлива.
Ухватившись за руку своего почти взрослого сына, она с восторгом постоянно повторяла:
- Мы дома, Фаб! Наконец-то мы дома!
Сонтина Фабрицио очень понравилась. А ещё больше ему пришлась по вкусу усадьба, купленная на имя матери отцом. Эмиль ор Хатос прекрасно учел все нужды сына и жены. Для Селесты усадьба во многом напоминала родное поместье. Фабрицио же по достоинству оценил огромную библиотеку, светлые мастерские и выход в лес.