Юдекс не уважала мое решение, но принимала. Я вернулась во дворец, заперлась в покоях с бальзамом и сигаретами. Пить и курить в полном одиночестве казалось мне самим воплощением той горечи, что лозами обвила все мои внутренности. Я кусала ноготь на большом пальце, держа бокал и сигарету в другой руке. Даже на двух шкурах сидеть на полу было холодно. Смотря в одну точку, я пыталась понять, что мне чувствовать. Удивиться ли хоть на секунду, что она не любила меня? Задуматься ли о причинах ее неприязни? Или просто забыться? Притвориться, что мне и дела нет до того, что родившая меня женщина плевать хотела на мою жизнь? Что я даже на секунду не могла задуматься о зародившейся оппозиции, всеми мыслями утопая в обиде и ненависти, остающихся на языке табачным дымом?
Вновь траурное платье и ожерелье на шею, удобные туфли и корона. Флаг за моей спиной в руках Морин и место судьи на пьедестале, а внизу зрители, юдекс и подсудимые. Никакой защиты, лишь обвинение и выслушивание доводов, а затем наказание.
По завету Богини, мы, граждане империи, судим и будем судимы по земному закону. Единственный закон, за нарушение которого будет понесено наказание и в этом мире, и в загробном: преступление против процветания империи. Прочие прегрешения будут судиться здесь и сейчас, получат соизмеримое порицание и наказание. Именем Морин и Ее императорского
Величества Аннабель Мария Августа Таафеит де Рутил фон Халькопирит я, юдекс империи Халькопирит, объявляю заседание открытым.
Выслушивать оправдательные слова в ответ на обвинения было утомительно. Графы, маркизы и низкосортные виконты, которых я видела, возможно, первый и последний раз в жизни. Будь моя воля и я бы просто убила бы их лично на месте за одну лишь мысль против монаршей семьи, но должна была слушать неубедительные доводы. А она стояла смирно, с закованными руками, но все так же величественно, словно и не собиралась умирать. Словно она была не здесь, не рядом со мной.
Эрцгерцогиня, обвинением которой оправдали императрицу на месте судьи, не произнесла ни слова. Я чувствовала ком в горле и дрожь в губах, пальцы сжимались в кулаки, и все мое нутро застыло в ожидании пересечения наших взглядов. Это случилось лишь единожды, когда стража уже приблизилась к ней, чтобы увести эрцгерцогиню, она подняла на меня глаза, а взгляд ее был такой же пустой, как на портрете сомнительного художника. Совсем ничего нет в ее взгляде и меня уж точно.
Ваше Величество? голос брата заставил меня дернуться и убрать руки со стенки гроба.
Я думала, что уже все простились. Ты поздно, мой голос звучал сухо и неловко.
Служанки перешёптывались, что вы здесь, так что я посчитал, что вам может понадобиться поддержка, даже если она будет от ненавистного вам брата.
Ненавистного, я усмехнулась, вновь смотря на белые цветы, у меня к вам ненависти не было. Окажись я на вашем с сестрой месте, то тоже бы не рисковала местом под крылом герцогини. Она бы презирала бы и вас, начни вы проводить со мной досуг.
Но почему вы здесь? его тело поравнялось с моим, но я не смела поднять глаз.
Скажи, брат, могу ли я скорбеть по человеку, которому лично вынесла смертный приговор? Есть ли право оплакивать того, на кого я всю жизнь была обижена? мои плечи опустили еще ниже, руки вновь вцепились в деревянную стенку, а слезы было сдержать так сложно. Из-за нее я не знала, как мне обращаться с детьми, не знала, что любовь можно распределять на равные части
Я задыхалась. Родив, услышанный мною крик крошечного существа, выпущенного на свет моим слабым телом, стал звуком, что удержал все мое сознание. Словно само существование, до этого обремененное долгом, вдруг обрело непоколебимый смысл. Спустя дни здравый смысл сформировал вопрос: а дальше что? Я императрица, должно ли мне прислушиваться рекомендаций, записанных в старых буклетах, что отправила мне родившая меня женщина? Лучше оставить дочь на няню и кормилицу? Сколько времени проводить с ней? Если быть с ней слишком часто, то не навредит ли это? Все эти мысли спустя время кажутся мне ужасными, особенно по отношению к пятидневному ребенку, но рождены они были из восприятия моего детства. У Дориана все выходило так естественно, но юная и наивная императрица хотела сделать все правильно, боялась ошибиться, чем вогнала себя в странные рамки.
Это ведь наш ребенок, Бель, просто будь собой. О ее здоровье и обучении будут заботиться всю ее жизнь, а наш долг просто подарить ей счастье. мой муж укачивал младенца, говоря это. Пусть твоя мать и была излишне консервативна и строга с тобой, но неужели ты совсем забыла любовь отца, что тратил на тебя каждую свободную минуту?
От того он и жил в извечной злости со стороны своей жены Все же, краткий миг сомнения закончился благодаря заботе и внимательности моего мужа, а поездка на юг дала мне понять, что уж в моей любви к собственному чаду не должно быть контроля со стороны прочих. Эрцгерцогиня стала для меня дурным примером в плане выражения любви к детям.
Мама точно не была хорошим человеком, и уж тем более по отношению к вам, но это не значит, что мамой она перестала от этого быть. Если вам грустно, то просто поплачьте.