Внезапное движение на другом конце пограничной тропы заставляет меня застыть.
Мое дыхание ускоряется, когда облака расходятся и поток бледного мерцающего звездного цвета рассекает темноту, как клинок. Он подсвечивает скрюченный силуэт пожилой женщины, уверенно шагающей вперед босиком. Ее когда-то белая туника, теперь перепачканная и изорванная, болтается на теле, как наряд пугала. Орехово-коричневая кожа туго обтягивает череп, так что ее изможденное лицо пугающе напоминает живой труп. Курчавые, цвета соли с перцем волосы коротко подстрижены и ужасно лоснятся, словно их давно не расчесывали и не мыли. Она проводит языком по губам, смотрит налево и направо, выискивая кого-то. Видя ее, я не могу сдержать дрожь. Я знаю, кто она, и знаю, как некоторые люди ее называют. Я смотрю в окно, и моя рука скользит к кинжалу в третий и последний раз. Клинок глухо скрежещет, когда я вытаскиваю его из ножен. Я считаю шаркающие шаги женщины, наблюдая и выжидая. А потом:
Если собираешься убить меня, лучше поспеши. Не собираюсь торчать тут всю ночь.
Я застываю, когда женщина бросает взгляд на окно лавки, в которой я прячусь. Пригибаюсь слишком поздно.
Выходи, хрипло говорит она. Сейчас же.
Разрази меня гром.
Проходит несколько неприятных секунд, а потом я нерешительно выхожу из магазина. Когда старуха видит меня, она словно не верит своим глазам.
Бинти?
Я поеживаюсь. Уже много лет я не откликаюсь на свое старое имя, но даже сейчас, когда слышу, как его произносят, это бередит рану. Слезящиеся глаза женщины расширяются, и я вижу, как на ее лице сменяются эмоции узнавание, растерянность, а затем радость. И радость злит меня больше всего. Я научилась не доверять Кобре в таких вещах, как радость, и по опыту знаю, что ее радость редко сулит что-то хорошее для меня. Она движется вперед, и я отступаю на шаг. Это, похоже, оскорбляет ее, но я игнорирую ее полный страдания нетерпеливый взгляд. Открытое пространство между нами необходимая предосторожность, место для того, что не высказано вслух. Кобра прищурившись смотрит на меня.
Не понимаю, говорит она. Мальчишка-посыльный сказал прийти сюда. Это ты его послала?
Да.
Глаза Кобры опускаются с моего лица к кинжалу, который я по-прежнему сжимаю в руке. Она не выглядит испуганной или расстроенной лишь разочарованной. Почему-то это еще хуже.
Итак, с ноткой покорности в голосе произносит она, для этого ты меня призвала чтобы убить? Признаю, я немного удивлена.
Ты не оставила мне выбора.
Я сжимаю кинжал еще крепче, резная рукоять впивается в ладонь.
Я же сказала: оставь нас в покое.
Так я и сделала.
Тебя видели снова, рявкаю я. У стен Ночного зоопарка. Люди начинают задавать вопросы.
Кобра ненадолго замолкает, разминая пальцы.
Я просто хотела убедиться Она запинается. Просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке.
Я морщусь:
У нас и без тебя все нормально.
Правда? Кобра вскидывает брови. Значит, Бааз Мтомбе хорошо платит тебе и Лесего?
Дело не в деньгах. Мой голос невольно звучит так, будто
я оправдываюсь. Дело в стабильности.
Ах да. В голосе Кобры появляется язвительность. Ничто так не гарантирует стабильность, как долговое рабство. Скажи мне, если вы с Лесего работаете целый день, кто присматривает за
Не надо. Я стискиваю зубы так, что слышен скрежет. Не смей произносить имя моей дочери.
Кобра оценивающе смотрит на меня.
Ты не сможешь скрывать это от нее вечно, шепчет она. Скрывать, кто она, кем она должна стать если это подавлять, ей же будет труднее. Это у нее в крови, и ты никак не можешь этого изменить.
Я слышу в ее голосе нотку удовлетворения, и мои страх и вина мгновенно превращаются в нечто иное липкий всепоглощающий гнев, который стискивает горло. Этого не должно было случиться, я не должна была позволять ей вывести меня из себя. Призрак улыбки касается краешка рта Кобры, словно она слышит мои мысли.
Это была смелая идея, сухо говорит она, кивая на мой кинжал. Но мы обе знаем, что ты никогда меня не убьешь. Ты не такая.
Я сильно прикусываю нижнюю губу, вгрызаюсь в нее, пока не чувствую боль. Она права, и я это знаю. Я ненавижу Кобру, она меня пугает, ее присутствие в моей жизни как отравленный шип, который колет бок и постоянно отравляет. Но даже этого недостаточно, чтобы придать мне смелости, которая нужна, чтобы довести дело до конца. Я не могу убить ее. На лице Кобры появляется надменность, когда я убираю клинок в ножны. Но она празднует победу преждевременно. Она не знает, что у меня есть еще одно, скрытое, оружие.
Ты права, шепчу я. Я не могу убить тебя, но Сыны Шести могут.
Наконец-то я вижу реакцию, которой добивалась. Я ощущаю всплеск извращенного удовольствия, когда надменность исчезает с лица Кобры в одно мгновение, словно мы играли в карты и я показала свою руку. Она потрясенно смотрит на меня.
Ты ты не станешь.
Я выпрямляюсь, впервые за долгое время ощущая сладкий вкус силы, вкус власти.
Я видела плакаты с объявлениями о розыске, тихо говорю я, и знаю, сколько Кухани готов заплатить за поимку дараджи. Пять сотен шаба за ребенка. Представь, сколько я получу, если сдам Кобру.