Ну, за такое действительно рубля не жалко! Микола, подсвечивая себе застарелым фингалом под левым глазом, трудился с редкостным усердием. Мужик был космат, одет в рванину, при том сразу видно: человек он пьющий, тут уж и к гадалке не ходи. Но работать умеет!
Ну как? торжествует сзади Тимоха.
Молодец, сообразил! А что там с комнатой наверху? Сделали лестницу?
Сделали! Побывал я там, и ты сильно удивишься сейчас
Вот только не надо сюрпризов, занервничал я.
Тебе понравится, заверил Тимоха.
Глава 20
Глава 20Поднимаюсь по винтовой лестнице, примечая на ходу, что новые ступеньки сделаны на совесть ни скрипа, ни люфта.
А наверху, скажу откровенно, мне нравится. Причём второй этаж это не просто комнатка под крышей, а вполне себе комфортное жилище: две комнаты одна большая, даже громадная,
аккурат над моей спальней и кухней, а вторая поменьше, над Тимохиной.
Но главное в той, что надо мной, есть балкон. Вернее, веранда не выступающая наружу, а встроенная в объём комнаты. Метра четыре на полтора, с тонкими перегородками и застеклённая по всему периметру. Выглядит уютно, по-домашнему. Прямо просится туда чайный столик с самоваром.
Балкон глядит прямиком на улицу Никольскую. И вид с него открывается чудесный, хоть ветви деревьев немного и заслоняют перспективу. Сидеть бы тут по утрам, пить чай, да рассматривать шествующих по улице плебеев и аристократов.
Но и это не главное. Большая комната оказалась вся изрисована. На дощатых стенах картины, да такие, что рука не поднимается их перекрасить. Видно, жил тут кто-то с душой и богатой фантазией, кто, быть может, и не художником промышлял, но талант имел это уж точно.
Вот конь на дыбах, в грозовом небе; вот луг с озером, словно из сказочного сна; вот степь бескрайняя. И вдруг, как из иного мира величественный крылатый серафим
Ну разве не красота? шепчет сзади Тимоха. Жаль, зимой тут не поживёшь стенки тонкие, печки нет. Но зато вон чуланчик есть и комнатка вроде как подмывочная.
Разумеется, ни гвоздя, ни крючка не было всё подчистую вынесли. Только на балкончике имелась небольшая скамейка, которая, по всему видно, была намертво прибита. Раз не унесли.
Ей-богу, сам бы тут жил. И даже не из-за картин а просто хорошо тут сидеть и смотреть на улицу, на людей, на жизнь Ну да пусть поживёт Евстигней, хоть с месячишко. А я пока погляжу, будет ли толк от моего потенциального научного бизнес-консультанта. Если будет не прогадал, а нет так и комнатка освободится.
Лампы это ведь, Алексей, вещь статусная. Для показу. А зачем она, скажи на милость? рассуждает Евстигней. Сколько, думаешь, стоит пуд сальных свечей? Тринадцать рубликов ассигнациями всего. Так они и горят исправно, и народ к ним привычный. А твоя лампа диковина, и черному люду не по карману будет. А у богатых свой резон чтоб не хуже, чем у других, да по-модному. Вот и берут. Но сколько у нас таких богатых-то?
В Москве много, вяло возражаю я, глядя в окно на проезжающие одна за другой пролетки по Никольской.
Сидим мы в небольшой кондитерской, что в двух шагах от моего дома. Место уютное, хоть и с облупленной вывеской, зато кофе приличный и богатый выбор сладостей. Остро пахнет ванилью и карамелью. Пришли мы сюда вдвоём, Тимоху оставили на хозяйстве тот обещал гуся к ужину зажарить.
Да ты не понимаешь, как это удобно! Все! Все будут покупать такие лампы! Миллионы покупателей! с жаром доказываю я, припоминая победное шествие керосина, а потом и нефти, по миру.
А где ты столько белой нефти возьмёшь? невозмутимо парирует Евстигней. Все эти твои миллионы крестьян где они её покупать будут? В лавке у аптекаря, что ли?
Ну это ты ж сам баял про смолекуров в Моздоке. А ещё Баку есть Будет спрос начнут добывать! Народ у нас, когда дело касается наживы, предприимчивый.
Ну хорошо, сдаётся собеседник. Чем смогу помогу. Правда, я не очень-то в химии подкован, но есть у меня один знакомец весьма учёный человек. Может, он и подскажет.
Знакомец его не кто-нибудь, а профессор химии и технологии в самом Московском университете. Фамилия Чернояров. Мне она ни о чём не говорит. Но раз профессор, да ещё и в столице то, надо думать, в химии он шарит.
Засобирались домой. Взяли с собой пирожных, да сахару-песку, фунт которого нынче идёт по двадцать пять копеек серебром и не сказать, чтоб дёшево, но и не дерут цену. А ещё прихватили две бутылки рома. В каждой, сказали, по кварте. Это, если на глаз, литра полтора выйдет. И всего-то тридцать копеек за бутылку.
А вино, я тут вижу, дорогое по пятере идёт. И на сколько той бутылки хватит? Это ж не питьё будет, а так Как говаривал герой Савелия Крамарова: «Не мне вам рассказывать тьфу, щекотание в горле!»
По пути домой зашли в книжную лавку. Евстигней сразу бросился к новинкам. Стоит, читает губами шевелит, будто молитву шепчет. При этом вид имеет человека, оторванного от всего земного. Я же прикупил банку чернил за полтинник и пачку бумаги за тридцать копеек. Хоть мне они и без надобности. Ну, не стихи же, право, писать? А вот мой приятель в редкую книжку вцепился, и сейчас, вижу, отчаянно торгуется с хозяином лавки.