Народу уже много. Меня встречает лично Елизавета Пухлая женщина, с глубоким декольте на темно-синем шелковом платье с кружевами и с большим количеством косметики и украшений. Взгляд у неё цепкий, смотрит внимательно на провинциального поэта. Что? А как мне сюда ещё было попасть?
Елизавета Васильевна Хитрово хозяйка дома, слегка улыбается дама, протягивая мне руку.
Представляюсь и я и сразу дарю подарок, за которым ездил лично на Никольскую. А что может быть лучшим подарком и сейчас, и в будущем? Конечно, книга! Я-таки нашёл первые главы «Евгения Онегина» они были изданы в прошлом году (смотри раздел дополнительные материалы прим. автора).
Слышала, слышала Мне даже читали отрывок весной. Очень увлекательно! Но книгу держу в руках впервые Петербургское издание? Ну, конечно, в столице всегда всё раньше появляется.
Думаю, будет одной из лучших вещей у Пушкина, уверенно пророчествую я.
Я тоже люблю Пушкина А что у вас в корзине? Вино? кокетливо интересуется хозяйка, бросив взгляд через моё плечо на Тимоху.
Тот стоит с корзиной, где аккуратно уложены полдюжины бутылок отменного вина. Стоили они мне, между прочим, как половина ночи с Эльвирой. Но продавец в лавке был, что называется, пронырлив и убедителен: уверял, что хорошо знает вкусы вдовы Хитрово. Пришлось раскошелиться.
Общаемся мы естественно на французском, хотя после войны с Наполеоном, мне кажется, это, как минимум, не патриотично. Но таковы сейчас нравы. И вижу первый тест я прошёл, ведь французский у Лешеньки отличный. Именно у Лешеньки. Я, кроме «парле франсе», ничего из французского не знал. А ещё «шерше ля фам»! Тут, кстати, наблюдаю с десяток этих «фам», и некоторые из них очень даже ничего. Вот, например, та рыжая у рояля прям огонь!
После роскошного подарка Елизавета Васильевна, кажется, прониклась ко мне ещё большим уважением. Она склонилась ко мне поближе и, понизив голос, доверительно пояснила:
Сегодняшний вечер будет посвящён чтению и беседе. Приглашены весьма достойные люди. Фёдор Николаевич Глинка поэт, участник Отечественной войны. Он прочтёт одно из своих новых стихотворений. Василий Андреевич Жуковский будет читать переводы Шиллера он в этом настоящий мастер. Сергей Тимофеевич Аксаков молод ещё, но талантлив. Он принесёт отрывки из своих семейных записок. Будет также Михаил Петрович Погодин историк, он расскажет
о древнерусских летописях, у него редкое чутьё к слову. И надеюсь, и вы, сударь, поведаете нам, чем дышит литературный мир Костромы.
«Литературный мир Костромы» ещё не знает, в какой опасности он сейчас находится. Но мы с Тимохой подготовились. Заучили стихи. Те, что вспомнили, конечно. И те, что, по всем моим знаниям из будущего, точно ещё не написаны, но будут. Совместными усилиями припомнили почти всю поэму «Бородино». Ну, или нам так кажется, что всю. Произведение это небольшое и, оказывается, в Армении его тоже в школе учили во времена детства Адама.
А пока, продолжила гостеприимная хозяйка, можно послушать цыган. Они замечательно исполняют романсы Закуски на столе, а вас, сударь, я сейчас представлю остальным гостям.
Вижу, что цыгане готовятся к выступлению. Там и гитарист, и скрипачка, и певичка шикарная чернобровая красотка в пёстром платье, с огромными серьгами в ушах. А мы с хозяйкой тем временем направляемся к группе молодёжи явно завсегдатаям салона вдовы Хитрово.
Алексей? Ты ли это? вдруг слышу голос.
Оборачиваюсь. Передо мной высокий, статный парень, моих лет. И черт побери я его знаю учились вместе два последних года в гимназии. Особо не дружили, но и не ссорились. Кроме как на выпускном.
Вспоминаю, что тип этот был тот ещё кобель. Так получилось, что мы с ним за одной девушкой ухаживали. Ну, как «ухаживали» оказывали разные знаки внимания, не более. Хотя отвечать могу только за себя.
«Сука!» против воли в груди вспыхнул гнев.
Глава 10
Та купчиха, вернее, дочка купца, девица бойкая, лёгкомысленная, но смышлёная была в числе приглашённых на выпускной бал. У нас, как тогда водилось, обучение в гимназии было раздельное, но на подобные праздники приходили барышни из благопристойных семейств: знакомые, сёстры однокашников, дочки местных купцов. Она и была из таких. И, судя по манерам, прекрасно знала, что делает. На балу «вертела хвостом», как могла: улыбалась, шептала комплименты то мне, то этому Петру, а возможно, и ещё кому-то.
Я, обнадёженный кокетством, решил было позвать девицу прогуляться по саду гимназии. Но она вдруг пропала. А потом появилась с Петькой. И, судя по их таинственному виду, они точно не ромашки нюхали. Пётр, как сейчас помню, ещё посмеялся чего это ты, мол, по саду в одиночестве бродишь? Из-за стола выгнали? А я скромный, заучка, да и из семьи победнее, чем его ссориться не стал. Но обиду затаил.
Это я только сейчас понял что затаил, а так-то мне, взрослому, плевать на этого ловеласа. К тому же сегодня тут просто цветник, и паре-тройке из собравшихся девчуль я бы точно по сотке не пожалел! А вон той милфе лет тридцати с декольте до пупа и двести не жалко.
«Э! Тормози! Денег уже осталось тыщи полторы. Ну и серебром рублей немного», останавливаю я сам себя.