На улице, усеянной мертвыми телами, появилось движение. Бойцы, используя малейшие укрытия, отходили к развалинам дома напротив.
Выстрел, за ним еще один. Разрывы разносили здание, заставляя содрогаться иззубренные стены.
Под прикрытием огня остатки отряда успели уйти с улицы. Как сожгли танк, я не видел лишь слышал грохот разрыва.
Зато сейчас было видно, что от него осталось огонь еще плясал на броне, обугленное тело танкиста свесилось из открытого люка. Ветер доносил противный запах горелого мяса.
На душе было пусто и тоскливо. Словно бы выгорел изнутри, как тот танк. Я отвернулся, поморщился от боли в руке кровь уже свернулась, рукав камуфляжа превратился в бурую коросту. Вспоров его ножом, я наскоро сделал перевязку.
Подошел Герасимов, уселся рядом, зажав автомат между коленей.
Ну?
Четырнадцать человек, товарищ капитан. Вместе со мной. Пятеро «тяжелых», их внутри здания положили. Промедол вкололи, но не вытянут они, эвакуировать надо И, это, радиостанция разбита.
Я лишь сплюнул с досады. Ситуация хуже некуда из тридцати человек осталось меньше половины, связи нет, боеприпасы на исходе.
Где майор Ковалев? спросил я. Про командира отряда я вспомнил только сейчас. Жив?
Сержант зло усмехнулся, бросил на меня пристальный взгляд.
Да жива эта сука
Я только рот успел открыть, как он продолжил:
Товарищ капитан, может быть, вы сами с ним пообщаетесь. Он там сидит, сержант кивнул в сторону внутренних помещений. Обкуренный. Похоже, он оттуда и не выходил смотрел как в кино, когда пацанов на улице клали Иначе я его завалю, и рука не дрогнет!
Да твою ж мать! я поднялся, поправил «разгрузку» и, схватив автомат, вышел из комнаты.
От Ковалева я мог ожидать всего, но только не такого паскудства.
Майор сидел на опрокинутом ящике и курил. Автомат стоял у стены.
Едва я шагнул на порог, как противный кислый запах «травки» резанул обоняние.
Злость закипела в душе.
Ковалев бросил на меня взгляд и отвернулся.
Я практически не знал его. Видел пару раз в технической службе батальона, где он занимал весьма «теплое» место инженера. Но, зная огромный некомплект офицеров, в этот рейд он попросился сам, наверняка зарабатывая на орден.
Какие потери? хрипло спросил он.
Шестнадцать убитых, пятеро раненых, процедил я сквозь зубы. Больше всего хотелось сейчас
дать этому подлецу по зубам и выбить воняющий окурок. Связи нет. Раненых нужно эвакуировать.
Майор промолчал, пыхнув «травкой». Из этого здания он точно не выходил камуфляж чистый, магазины в «разгрузке» полные.
Я стиснул зубы, сдерживая клокотавшую внутри ярость.
Молчание затянулось.
Что будем делать, товарищ майор? напомнил я о себе.
Штурмовать дом будем, капитан, резко бросил Ковалев и поднялся. Невысокий, грузный, с солидным животом, который выпирал даже из-под бронежилета.
Кем штурмовать? С дюжиной человек? ответил я зло, с вызовом. Решили «духов» посмешить?
Не тебе решать, капитан! рявкнул он. Приказ никто не отменял! Говорливый ты больно!
Он шагнул ближе, дохнув мне в лицо мерзким перегаром. Взгляд безумный, зрачки расширены, на лице гримаса бессмысленной злобы.
На вот, пыхни! он протянул окурок. Глядишь, и совести поубавится! И на рожон не лезь не наше это с тобой дело в атаку ходить.
Я невольно шагнул назад накатившее отвращение было сильным до дрожи.
Ковалев поднес тлеющий окурок к губам, когда ударил выстрел. Майора отшвырнуло к стене, веер выбитой крови и мозгов брызнул на стену пуля снайпера вошла в височную область.
Я вжался в простенок в коридоре, наблюдая, как бесчувственное тело подергивается на полу. Крови тут же натекла целая лужа, приторный запах повис в воздухе, перебивая запах анаши. Агония была короткой.
Какое-то время я сидел молча, отвернувшись от обезображенного трупа. В душе ни сожаления, ни горечи.
На звук выстрела прибежал Герасимов, с ним еще трое солдат. Я не позволил им войти в комнату, вытолкав с порога.
Так вы его начал было сержант, глядя мне в лицо с искренним удивлением и даже уважением.
Не я. Они, я ткнул рукой в сторону улицы.
Ну да, конечно, Герасимов жестко усмехнулся.
Я уже собрался ввалить «волшебного пенделя» не в меру догадливому сержанту, когда стоявший рядом солдат произнес:
Товарищ капитан, там рация заработала!
Чего? я нахмурился. Как она может заработать, в нее две пули всадили?!
Не знаю! боец развел руками. Кто-то пытается на нас выйти.
Пошли!
Через минуту мы столпились рядом с радистом. На темно-зеленом блоке радиостанции зияли пулевые отверстия, но огонек питания на панели управления тлел изумрудным светом.
Я ничего не понимаю! пробормотал радист, прижимая гарнитуру к уху. Кто-то пытается выйти на нас на неизвестной частоте. Эти полосы частот не используются вообще.
Он нахмурился, вслушиваясь в эфир.
Ну?! Герасимов едва не дышал ему в лицо.
Сильные помехи, постараюсь настроиться, радист принялся крутить верньеры точной настройки. Наконец голос прорвался сквозь полосы помех.
«Тридцатка», ответьте «сотому», прием!
Это «духи» чудят, что ли? спросил Герасимов.
«Тридцатка», ответьте «сотому», прием!
Нет! радист посмотрел сначала на меня, потом на сержанта. Я голос узнаю. Это Пашка Ефимов, сержант, связист с КП батальона.