Когда она вернулась домой на площадь Виктора Гюго и села за печатную машинку Джорджа, перед ней встала другая проблема: ей каким-то образом нужно было сообщить своей семье и родным Амори о том, что она его бросила. Или он ее бросил. В любом случае, они расстались по обоюдному согласию посреди войны, подтвердив таким образом самые смелые прогнозы обоих семейств. Подумав некоторое время, она напечатала два письма: коротенькое отцу Амори, в котором почти не было никаких объяснений, и длинное своему старшему брату, в котором объяснила всё или почти всё.
Закончив, она перечитала оба письма. Их отправка должна была стать еще одним серьезным шагом на пути к окончательному разрыву с мужем. Как только она опустит письма в почтовый ящик, вернуть их будет нельзя. Всем дома станет известно о неприглядном состоянии ее брака. Все всё узнают. Но починить то, что сломалось (да и вряд ли она собиралась это делать), будет намного сложнее или совсем невозможно. Но если она решила отнестись к переменам серьезно, ей придется через это пройти.
Она запечатала оба письма в полученные от Амори конверты американской армии, обладающие самым высоким приоритетом, и положила их на столик в прихожей, чтобы позже отнести на почту. А потом снова села за машинку Джорджа нет, теперь это ее печатная машинка и приступила к работе над статьей.
5
Ложкой дегтя в этой бочке меда оказались отснятые ею фотографии. Пробные отпечатки, присланные из лаборатории, показали, что все снимки, сделанные в помещении, вышли слишком темными. Если ей придется часто снимать в интерьерах, стоит потратиться на вспышку а это означало дополнительные расходы. (Джордж так и не озаботился этой покупкой, поскольку фотографировал исключительно на улице при дневном свете.)
На одном из фото хорошо получился Кристиан Диор, но все снимки манекенов были безнадежно испорчены. Ей нужно будет еще несколько раз посетить выставку, как только она приобретет вспышку.
Поход на блошиный рынок, каждый день разворачивающий свои ряды вдоль берега Сены, оказался на редкость удачным. Фотооборудование там попадалось нечасто многое конфисковали нацисты во время оккупации. Но теперь, когда они ушли, из тайников начали доставать все подряд. Она наткнулась на старика с коллекцией довоенных фотокамер и аксессуаров к ним, разложенных на шатком столе. Среди всего этого отыскалась помятая алюминиевая вспышка, которую можно было присоединить к фотоаппарату если, конечно, верить выцветшей инструкции на каком-то непонятном языке, похоже, чешском. По крайней мере, в ней были чертежи. Старик заверил Купер, что вспышка находится в рабочем состоянии. Еще большей удачей стало то, что у него нашлась целая коробка магниевых ламп, которые в ней использовались. После долгого и яростного торга Купер приобрела их оптом за какую-то запредельную, по ее представлениям, цену.
Будьте осторожны с лампами, милая леди, напутствовал ее старичок, упаковывая объемистую покупку в картонную коробку. Иногда они могут устроить пожар.
Это отрезвляющее известие немного подпортило удовольствие от того, что ее назвали милой леди. Но утром она отправила письма в Америку, и это показалось ей добрым предзнаменованием.
Вернувшись со своими сокровищами в квартиру, она начала разбираться, как подсоединить вспышку к «Роллейфлексу». Задача оказалась головоломной, и чешская инструкция нисколько не помогла. Что бы Купер ни делала, она никак не могла заставить вспышку сработать. Возможно, старик ее надул и все лампы были сгоревшими.
Пока она чесала в затылке, пытаясь решить эту проблему, кто-то постучал в дверь. Она открыла и обнаружила у себя на пороге молодую женщину. Купер узнала ее мгновенно: пышногрудая брюнетка, с которой Амори улизнул в ту ночь, когда умер Джордж. Они молча уставились друг на друга.
Его нет, выпалила Купер и попыталась захлопнуть дверь перед носом женщины, но та успела просунуть в щель ногу. Туфли на ней были не слишком прочными, так что удар оказался весьма болезненным.
Ай! закричала брюнетка, запрыгав на одной ноге и сжимая рукой пострадавшую ступню. Черт возьми! За что? Ты что, с ума сошла?
Нечего совать ноги в дверь! огрызнулась Купер. Он уехал, так что давай, проваливай отсюда, сестрица.
Я искала не его, ответила брюнетка, с опаской пробуя наступить на больную ногу. Уехал и скатертью дорога, если хочешь знать мое мнение.
Не хочу, сердито ответила Купер.
Он как дурной жребий. Благодари бога, что избавилась от него.
Тебя я точно не стану благодарить за то, что помогла мне избавиться от мужа.
Я тебе не помогала, возразила та; ненавистный акцент кокни в ее речи только усилился. По-моему, ты сломала мне ногу.
Надеюсь, злорадно заявила Купер. Что тебе от меня нужно?
Мне негде жить, ответила женщина.
Только теперь Купер заметила стоящий на лестничной клетке чемодан. Она не могла прийти в себя от изумления:
Ты что, серьезно пришла проситься ко мне жить?! Да ты чокнутая!
Купер с отвращением отшатнулась, когда женщина внезапно расплакалась, прижимая к лицу носовой платок.
Меня вышвырнули на улицу, рыдала та. Мне