Бастет сглотнула, но повторила более уверенным тоном:
Я вызываю тебя на поединок.
Ты так хочешь умереть? ласково поинтересовался Глава.
Тон его голоса настолько контрастировал со словами, срывающимися с уст, что мне от них становилось еще дурнее.
Бастет не ответила. В этот момент ее взгляд принял пугающе отрешенный вид. Словно все в одночасье в этом мире перестало ее интересовать.
Азамат картинно развел руки в сторону:
Желание прекрасной девы закон. Место и время?
Здесь же. Завтра вечером.
Я принимаю твой вызов, сказал Азамат, отвешивая шутливый поклон. Жаль. Ты была моей лучшей разведчицей, а завтра станешь лишь очередным куском мяса на радость местным падальщикам.
Бастет вновь ничего не ответила. Ее невидящий взор был устремлен в пустоту.
Мы задерживаемся, произнес Азамат приказным тоном, пойдемте ребята, нажремся караванного пойла и отдохнем. Мы неплохо потрудились сегодня. Воду не трогать. Так, на всякий случай.
А они? подал голос один из разбойников, стоявших позади меня.
Что, они? уточнил Азамат.
Не сбегут?
Главарь разбойников пристально вгляделся в бледное лицо Бастет. В ее отрешенный взгляд. Увидел дрожь, охватившую руки.
Уверен, четко выговаривая слова, произнес Азамат, они и не собираются. Ведь так?
Бастет продолжала хранить мучительное молчание.
Главарь разбойников обернулся ко мне, и на его губах заиграла веселая, даже отеческая, улыбка.
«Земляной лев».
Повезло тебе с женщиной, Саргон, произнес он, ты столько вылил на нее помоев, а она готова отдать за тебя жизнь.
Я ничего не ответил, ибо не мог подобрать слов. Да и не хотел, честно говоря.
Задумчиво окинув меня взглядом, Азамат захромал в сторону верблюдов, наверняка собираясь оценить награбленные сокровища. Его люди, молча, последовали за ним.
Уже через минуту мы с Бастет остались одни. Она рухнула на колени, словно подкошенная трава, и закрыла лицо руками. Со стороны могло показаться, что нубийка оплакивает маленького щуплого человечка в выцветшей грязной набедренной повязке.
Бастет, тихо позвал я.
Она не ответила.
Бастет.
Она отняла руки от лица и, не глядя в мою сторону, спросила:
Это правда? ее голос звучал также безжизненно, как после того, когда над ней надругались наемники.
Что именно? я чувствовал, как разрывается сердце.
Что ты продал меня караванщику.
Я...
Не смей лгать!
Одна ночь.
Она подняла глаза на меня. В них читалась боль и отрешенность.
Только на одну ночь, выдавил из себя я. У меня не было выбора, иначе все бы пошло крахом.
Все и так пошло крахом, с пугающим спокойствием произнесла она, вставая и поднимая меч.
Бастет, послушай... я не успел договорить.
Одним рывком она преодолела расстояние, что нас разделяло, и с силой повалила меня на песок. От сотрясения руку пронзила боль, но я даже не обратил на нее внимание. Все, что я видел, это ее лицо. Ее слезы, которые брызнули фонтаном из глаз... и занесенный над моей головой меч, слегка изогнутый на конце.
Прости, успел я тихо произнести прежде, чем она с яростью опустила клинок, целясь мне в голову.
Меч прошел буквально в ногте от моего лица и врезался в песок.
Нубийка тяжело дышала. Соленые слезы смешались с кровью, превращая ее лицо в один сплошной багряный развод. И только яркие белки глаз выделялись на нем, сверкая, подобно звездам на ночном небосводе. Очень далеким звездам, медленно угасающим в одиночестве и отчаянии.
Ты спас меня от гиен, произнесла Бастет, давясь слезами, теперь я попробую спасти тебя от Азамата. И мой долг будет исчерпан.
Дай мне объяснить...
Нечего объяснять, ответила она, вставая, ничего больше не нужно объяснять.
Я медленно сел и посмотрел на нее сверху вниз, но, казалось, моя личность перестала для нее существовать. Громко втянув ноздрями воздух, Бастет медленно направилась в сторону нашей палатки.
Я же еще долго сидел на песке, не замечая, как солнце постепенно, но неуклонно путешествует по небу, сменяя день на вечер. Лучи яркого светила нещадно палили неприкрытую голову, заставляя разум погружаться в туман. Он еще больше притуплял чувство времени, которое и без того практически исчезло. Испарилось, подобно росе, высыхающей к полудню. Я продолжал сидеть даже тогда, когда начали сгущаться сумерки, а из шатра Хазина стали доноситься пьяные голоса и дикий смех Азамата. Никогда еще в своей жизни мне не было так скверно и отвратительно. Даже когда меня вели в тюрьму по Дороге Процессий.
Глава 25
Оазис спал.
Медленно, опираясь здоровой рукой о колено, я поднялся, хотя все мое существо протестовало против этого. Но позволить себе любоваться природой в таком легком одеянии («египетская юбка» и перевязь) на холодном воздухе я не мог. Стараясь вернуть чувствительность замерзшим пальцам я, было, решил отправиться в нашу палатку, но тут же отбросил эту мысль.
«Нет. Только не в эту ночь».
Я прошагал ко входу в левый шатер, по пути перешагнув через закоченевшее тело маленького щуплого человечка. На его окровавленном лице застыла гримаса ужаса и страданий, которая не прибавила мне настроения. Я быстро отвел взгляд. О том, чтобы зайти в правый шатер даже думать не смел. Слишком уж очевидным было то, что я мог там найти.