Томас Пинчон На день погребения моего
Часть первая. Свет в диапазоне
Бодрее . . . осторожно . . . отлично! Готовимся отчаливать!
Город ветров Чикаго, мы летим к тебе!
Ура! Мы отчалили!
Под аккомпанемент этих веселых восклицаний водородное воздушное судно «Беспокойство», гондола которого была украшена патриотическими флагами, а на борту находился экипаж в составе пяти членов знаменитого клуба воздухоплавателей «Друзья удачи», быстро поднялось в утреннее небо и вскоре поймало южный ветер.
Когда судно достигло крейсерской высоты, очертания предметов на земле уменьшились до микроскопических размеров, Рэндольф Сент-Космо, капитан воздушного корабля, объявил: «Теперь следуем Специальному авиационному кодексу», и парни в аккуратной летней форме, состоящей из блейзера в красные и белые полосы и небесно-голубых брюк, энергично принялись за выполнение приказов.
Сегодня они направлялись в Чикаго, где недавно открылась Международная Колумбова выставка. Хотя приказы доходили до них, «телеграф» взволнованных и исполненных любопытства членов экипажа обсуждал в основном легендарный «Белый Город», его величественное колесо обозрения, алебастровые храмы коммерции и промышленности, сверкающие лагуны и тысячу других чудес науки и искусства, ожидающих их там.
Ох, парень! воскликнул Дерби Сосунок, наклонившись за борт, чтобы увидеть сердце страны, вибрирующее в дымчатом вихре зелени далеко внизу, его льняные локоны развевались в потоке ветра летящей гондолы, словно подветренное знамя. (Дерби, как вскоре узнает мой читатель, был «сыном» экипажа, выполняя одновременно роль фактотума и талисмана, а кроме того исполнял сложные партии, когда эти юные воздухоплаватели не могли сдержаться и не начать петь).
Я уже не могу дождаться! кричал он.
За это ты заработал еще пять штрафных баллов! сообщил суровый голос над его ухом, заставший его врасплох и заставивший отойти от борта.
Или, скажем, даже десять? Сколько раз, продолжал Линдси Ноузворт, помощник командира, известный своей нетерпимостью к любым проявлениям распущенности, тебя предупреждали: Сосунок, соблюдай правила приличия речи?
С ловкостью давней привычки он поднял Дерби, из-за чего локти парня наилегчайшего веса свесились в пустоту, «земная твердь» сейчас была на расстоянии полумили, продолжая читать ему лекцию о многих пороках расхлябанности, по точному выражению, и не последний среди них праздность, которая может привести к сквернословию, если не к чему похуже. Всё это время Дерби кричал от ужаса, поэтому сложно сказать, сколько полезных убеждений в действительности были ему внушены.
Слушай, Линдси, хватит, сказал Рэндольф Сент-Космо. У парня есть работа, а если ты его напугаешь, от него не будет толку.
Ладно, недомерок, приступай к работе, проворчал Линдси, скрепя сердце поставив испуганного Дерби на ноги. Как главный старшина корабельной полиции, отвечающий за дисциплину на борту, он выполнял свои обязанности с мрачной суровостью, которая стороннему наблюдателю могла бы показаться мономанией. Но принимая во внимание легкость, с которой этот отважный экипаж находил оправдания для своих проказ - в результате чего не единожды прозвучал сигнал «смертельная опасность», из-за которого воздухоплаватели замирали от ужаса - Рэндольф обычно позволял своему помощнику впадать в ошибку ярости.
В дальнем углу гондолы раздался протяжный грохот, сопровождаемый нетерпеливым ворчанием, из-за которого Рэндольф, как обычно, нахмурился и положил руку на живот.
Я просто споткнулся об одну из этих корзин с едой, крикнул подмастерье Майлз Бланделл, Там была фаянсовая посуда, кажется, я ее не заметил, профессор.
Возможно, то, что ты прекрасно с ней знаком, грустно предположил Рэндольф, сделало ее временно невидимой для тебя.
Его упрек, практически едкий, был обоснован, поскольку Майлз, несмотря на добрые намерения и добрейшее сердце в застенчивой груди, порой страдал от неразберихи двигательных процессов, часто являя тому шумные
доказательства, а недавно подвергнув опасности физическую безопасность экипажа. На ходу собирая осколки разбитого фарфора, Майлз рассмешил Чика Заднелета, самого нового члена экипажа, который облокотился на трос и наблюдал за ним.
Ха-ха, смеялся юный Заднелет, слушай, ты самый большой недотепа из всех, кого я когда-либо видел! Ха-ха-ха.
Злая реплика застыла на устах Майлза, но он сдержался, напомнив себе, что оскорбление и провокация типичные ухватки того класса, из которого происходит новичок, следы его темного прошлого, которое можно винить в нездоровых лингвистических привычках молодого человека.
Почему бы тебе не передать мне это изысканное столовое серебро, Бланделл? продолжил Заднелет. А когда мы прибудем в Чикаго, окажемся в ломбарде, и
Обратите внимание, вежливо ответил Майлз, все столовые приборы с клеймом «Друзья удачи» собственность Организации, они должны оставаться на борту, для использования во время официальных перерывов на обед.
Словно мы в воскресной школе, кисло проворчала молодежь.