У него были и жена и дети, но он их не видел несколько лет и так ни разу и не вспомнил. А когда год назад встретил на набережной
брата жены, то поспешил отвернуться и незаметно исчезнуть. А после целый месяц выходил из дому только на работу или в случае крайней необходимости. Он боялся быть узнанным. Причем, постоянно думая о брате жены, выискивая его в толпе отдыхающих, он так и не подумал о самой жене. И она и дети осознавались им как нечто бесформенное, ненужное, чего нужно бояться и бежать.
Однажды во время одной дальней поездки его машину остановила женщина. Она отбилась от своей туристской группы и добиралась до города на попутных. Они ехали вместе больше часа, разговорились. Женщина оказалась ласковой, теплой. Она чаще молчала и смотрела на Ефима удивленными, чуть-чуть испуганными и радостными глазами. А потом пригласила его прийти вечером в пансионат, там должны были показывать интересную картину.
До самого вечера Ефим ходил возбужденный и радостный. У него сладко сосало под ложечкой от предчувствия встречи. Но вечером он подумал, что это знакомство повлечет за собой лишние расходы. Он сидел дома и смотрел на часы. Он видел, как стрелки медленно переползают назначенный час. Он несколько раз порывался пойти, но выдержал до конца и лег спать.
Ночью ему снилась тихая улыбка этой женщины. Ему снилось, что он бьет ее, он хочет, чтобы она перестала улыбаться, а она улыбается удивленно и радостно
Подвязывая молодые побеги винограда, Ефим услышал, как звякнула его калитка. Не закрывая огромного кривого садового ножа с почерневшей деревянной рукояткой, он вышел на дорожку, которая вела к дому. Там он ное к носу столкнулся с Евсиковым.
Что шатаешься?
Дело есть.
Пошли в дом.
Они уселись за пустым столом. В комнате Ефима было голо и скучно.
Ну, что у тебя?
Да я о Кузьме хочу поговорить, Евсиков значительно помолчал.
Давай выкладывай, и до свидания. Я устал.
Я говорю, подружился ты с ним это хорошо. А сегодня твой Кузьма и этот, Рудаков, в церковь зачем-то таскались А Кузьма каждый день встречается с каким-то гражданином, причем без Рудакова Вот так!
Ефим задумался. Прошелся по комнате. Евсиков сидел с победным видом. Он пускал дым колечками, и взгляд его светился таким безграничным блаженством, что можно было подумать вот человек только что обрел счастье Ефим остановился напротив Евсикова.
Чему ты рад, дурак?
Вы все умные, а вас вокруг пальца, как пацанов Смешно мне на вас, умников, глядеть. Интересно, что вы теперь запоете?
Ступай домой, я спать сейчас ложусь.
Ушел Евсиков с чувством глубочайшего разочарования. Ему хотелось славы, ажиотажа вокруг его открытия, а к его сенсации отнеслись так равнодушно, с таким пренебрежением. Но ничего, он еще покажет всем, кто чего стоит.
* * *
Прошла неделя, за которую ничего не произошло. Рудакову не терпелось что-нибудь предпринять. Кузьма выжидал. Он считал, что лучше, если сам Ефим напомнит о себе. Меньшиков занимался тем, что собирал сведения о Ефиме, пытался выяснить, что это за личность. Ефим молчал. Евсиков появился один раз на станции, поболтал с Рудаковым и ушел. Наконец явился Ефим. Он пришел рано утром.
Вы не могли бы сходить на почту и отправить небольшую бандероль? Адрес вот здесь, на бумажке, сказал он Кузьме.
Это обязательно должен сделать я? спросил Кузьма.
Я не хотел бы появляться на почте, признался Ефим, там меня все знают. Ценность можете не объявлять. Если хотите, то напишите рубля два-три.
Кузьма промолчал. Они присели на перевернутую и отодранную шлюпку. Она сохла на пандусе, на самом солнцепеке. Кузьме еще предстояло сегодня ее выкрасить. Солнце пеклось на раскаленном небе, как яичный желток на огромной сковороде. В порту порыжевший от жары подъемный кран вытянутой рукой брезгливо копался в чреве брюхатой самоходки и вытаскивал оттуда то бочку солярки, то тюк прессованного, душного сена. Кузьма и Ефим долго наблюдали за неповоротливыми движениями крана. Зачарованные его ленью, они никак не могли отвести глаза.
Так вы согласны или нет? спросил Ефим и посмотрел на часы. Я вас очень прошу, Кузьма.
Перестаньте морочить мне голову. Я не мальчик. Я не раскрою этого пакета, даже если, Кузьма взвесил его на руке, даже если он будет набит деньгами. Я все равно не раскрою его, дорогой Ефим, тем более что он не набит деньгами, а лежат там пара прошлогодних журналов «Огонек». Что это за детские игрушки, уважаемый?
Ефим смутился. Он долго разминал сигарету, несмотря на то, что она была очень сухая и половина табака уже высыпалась.
Не хотите не надо.
Найду еще кого-нибудь.
Сейчас Рудаков вернется с пляжа, дайте ему.
Мне некогда ждать, сердито сказал Ефим, до свидания.
Он ушел. Кузьма опять скучающими глазами уставился на портовый кран. Вдруг из глубины станции, из ее прохладного сумрачного коридора раздалось такое громкое и неожиданное ругательство, что Кузьма вздрогнул. В дверях показался обнаженный по пояс боцман. Он держал по аквалангу в каждой руке и очень громко ругался. На набережной останавливались курортники и с удивленными лицами смотрели на станцию. По великолепному, кирпичного цвета лицу боцмана выступили бурые пятна.