О ком ты? удивился Генка.
Да твой приятель, с которым ты меня, дело прошлое, хотел подловить тогда в парке. Некто работник угрозыска Прохоров.
А что он?
Ну, ты мне мозги не пудри. Будто сам не знаешь. На крутом берегу он хотел столкнуть Кузьму с обрыва. Да сам туда чуть не полетел.
Я об этом ничего не знаю. Когда это было?
В ночь поминовения усопших. Вечером того дня, когда вы на велосипеде перевернулись.
Но он тогда еще вас и не видел.
Не знаю, видел или не видел, заворчал Рудаков. Только я хотел бы предупредить, чтобы так в следующий раз не шутили. Это не остроумно. А то глядишь: жил человек шутил, смеялся и не стало человека. И смолк его веселый смех. А вот и Кузьма.
Евсиков посмотрел на море, но так ничего и не увидел. Рудаков указал на еле заметную белую точку катера.
Я думал, это чайка
Ты еще и думаешь, салага? Это я так, шучу
Денег нам ваших не надо, сказал Кузьма, оставь себе: купишь мороженое и минеральной. Советую пить «Семигорскую» помогает от ожирения. А бумажник на, держи и больше не теряй. С нами дружить надо, а не ссориться. Приходи сегодня в «Рваные паруса», выставишь нам пиво.
Туда я не могу, там у меня мать работает, Евсиков виновато улыбнулся. Давайте в другом месте встретимся. Хотя бы в ресторане.
И дружка своего прихвати, с кем на велосипеде катался, и Прохоров, или как там его зовут, тоже нам не помешает.
Не знаю, пойдет ли он. Без него было бы веселее, с сомнением сказал Евсиков. Скучный он, как напьется, так зануда занудой
Скажи, не мешало бы поговорить, чтобы обиды не оставалось.
* * *
Вечером в ресторане собрались все. Кузьма был в строгом черном костюме, Рудаков в одной рубашке, а Евсиков с приятелем приятно шуршали дедероновыми пиджаками и постоянно улыбались. Прохоров пришел позже. На нем была мятая, заношенная ковбойка. Держал он себя строго и надменно.
После первых тостов за мир и дружбу Кузьма склонился к Прохорову и шепотом спросил:
Рука не беспокоит?
Спасибо, не жалуюсь, Прохоров пожал плечами.
Однако мне не ясен стиль вашей работы, продолжал шептать Кузьма. Все за столиком почтительно не обращали на них внимания, давая понять, что разговоры старших их не интересуют. Не ясно мне, зачем вам понадобилось сталкивать меня с обрыва? Это же примитивно.
Вы о чем? безразличным голосом спросил Прохоров.
Ладно, забыли. Меня не интересуют чужие ошибки. Однако могу признать, что кое-что заслуживает внимания. Например, то, как вы узнали, что мы пойдем на кладбище и где мы спрятали вещи. Кузьма говорил и знал, что Прохоров не ответит ни на один
из вопросов, но его и не интересовали ответы. Он хотел узнать реакцию Прохорова, тон, которым он будет увиливать от вопросов.
Рудаков царил над столом. Он разливал всем вино, щедро, с видом хозяина, потчевал новых друзей всеми закусками. Было много выпито и за дружбу, и за любовь, и за сотрудничество, хотя кто с кем будет сотрудничать, в чем, каким образом никто не знал. Больше того, над этим никто и не задумывался.
Кузьма пил наравне со всеми. Пил он всегда плохо. Буквально после нескольких рюмок он хмелел, голова становилась чужой, мысли непонятными и необъяснимыми. Стоило ему наутро следующего дня вспомнить свое поведение, как он расстраивался на целую неделю. Через полчаса он был уже пьян достаточно. Сидел Кузьма нахохлившись и смотрел на всех с нескрываемым раздражением. Он переводил взгляд, полный тяжелой и непонятной злобы, с Прохорова на Евсикова, на его приятеля, назвавшегося Вовой. И каждый из них, столкнувшись со взглядом Кузьмы, поспешно опускал глаза и старался не смотреть в его сторону, Кузьма молчал. Он боялся заговорить. Ему хотелось убедить своих собутыльников в том, что они низкие, никчемные люди, что вообще они мелкота и подонки, о которых неохота руки марать. Кузьма боялся высказаться. Хорошо, что Рудаков трепался за двоих.
Ребята, кричал он, мы золотые люди с Кузьмой! Нас беречь нужно, лелеять, а не толкать с обрывов. А вы нас толкаете. Любите нас! Вот Кузьма! Великий человек. Он все может. Он мог вас А не захотел. Говорит: «Зачем портить жизнь таким замечательным парням?» И все! Теперь живите! Только любите и уважайте нас. Не во мне дело. Вот Кузьма он гениальный человек.
Рудаков, сказал Кузьма, они шпана, а ты перед ними распинаешься. Не пой, Рудаков, перед шпаной. Вот, он положил руку на плечо Прохорова, серьезный человек, только фамилия его не Прохоров это не серьезно, а в остальном он целиком и полностью серьезный человек. И, склонившись к самому уху Прохорова, он громко спросил: Вы не обижаетесь, Георгий Васильевич? Вы не обижайтесь! Я люблю вас, вы вызываете у меня профессиональный интерес. Я даже знаю Ладно, в общем не волнуйтесь, все будет хорошо.
Глава восьмая
Наутро следующего дня Кузьма позвонил Меньшикову в гостиницу:
У меня все в порядке, Филипп Степанович. Контакты налажены. Вчера был вечер дружбы в ресторане. В общем все хорошо, только Рудаков очень нервничает, все ноги мне отдавил, а в остальном все нормально. Вечером позвоню. Мы сегодня днем встречаемся с Прохоровым. Любопытно