Никто, мисс Лейн, не может быть таким дураком, каким выставил себя Дрейк. Дрейк не хочет летать. Он хочет изучать мои фотографини. У этого молодого человека есть мозги. Когда-нибудь у него появится теория.
Оле говорил приглушенным тоном толстой старухи, созерцающей свою пышногрудую невестку.
И Эдит, вспомнив, что Дрейк отказался от ее частных уроков пилотажа, почувствовала желание надрать и без того красные уши Оле. В глубине души она знала, что теория помощника была правдой; Дрейк был без ума от прекрасных абстракций. Раздраженно вздохнув, она возобновила свой пчелиный флирт с лейтенантом. Тот хотя бы сознавал ее очарование. Но на самом деле ей хотелось вонзить свои ровные белые зубки в единственное яблоко, находившееся вне пределов ее досягаемости.
К концу первого месяца в Рио Дрейк приобрел самые дурные привычки. Его комната была теперь завалена шедеврами Хансена всей коллекцией из ста двадцати четырех терзающих разум снимков. Жара стояла неимоверная, но высокому и худощавому Дрейку она, казалось, была нипочем. Подносы с едой у его двери
оставались нетронутыми; блюда с утробным ликованием поглощал портье, а испортившиеся остатки выбрасывал. В конце концов, заботливый хозяин разработал злодейский рацион из еды и питья, который можно было проглотить одним махом, не вдаваясь в детали. Основу адской диеты составляли устрицы и сливки; ром и немного абсента придавали ей окончательный лоск. Промежуточный слой являл собой ужасающую тайну. Подозрительная зернистая чернота в середине предполагала икру. Творожистая масса издавала безошибочный запах тонко наструганного тельного количества тростникового сахара. Кварта этой самодеятельной чеснока. Необходимый баланс углеводов достигался путем добавления значи-амброзии четырежды в день и бесконечные поставки кофе черного, как дьявол, сладкого, как любовь, и горячего, словно угли в аду, как говорят испанцы поддерживали в Дрейке жизненные силы.
Лейн ночевал на корабле, где Эдит до трех угра танцевала с влюбленным лейтенантом под неусыпным наблюдением престарелой матери последнего. Двадцать четыре часа в сутки, от рассвета до рассвета, Дрейк был предоставлен сам себе. Он засыпал прямо в кресле, когда сон исподтишка нападал на него. Если в полусне ему удавалось добраться до постели, он ложился спать, не раздеваясь и четыре часа спустя снова возвращался к своим трудам. Вопреки всем теориям гигиенистов, он не ходил на прогулки и не занимался физическими упражнениями, но оставался совершенно здоров и крепок, как кремень: деятельный мозг, вероятно лучшее тонизирующее и лучший рецепт здоровья.
Оле, выслушивая ежедневные сводки хозяина, проникся восторженным уважением к этому невероятному молодому теоретику. Он не сомневался, что его бесконечная научная беременность рано или поздно произведет на свет грандиозное, мирового значения дитя. В день отплытия он проводил Дрейка в его каюту на старом китобойце вычищенном от киля до клотика и переименованном в «Эдит» с такой бережностью, будто сопровождал юную мать на сносях.
«Эдит» развела пары, пересекла величественную гавань, повернула и направилась прямо на юг в сиянии дня, разрезая зеленовато-голубые волны. Официально, экспедиция отправлялась на охоту за китами.
Великое приключение началось, но на молчаливом судне ни единая душа не могла бы предсказать его исход. Они шли на юг в поисках неизвестных нефтяных залежей и неведомой загадки, с которой, будь они наделены даром предвидения, им не захотелось бы повстречаться. Так, безрассудно и неумело, люди вечно стремятся постичь тайны жизни
По приказанию доктора Дрейка оставили в покое. Лейн был впечатлен рассказами Хансена и по себе знал могучее притяжение ничем не прерываемого течения мысли.
Дни пролетали, как лазурные птицы, и понемногу ветер стал крепчать. Острый холод до костей пронизывал непривычных членов команды. Опытные моряки и закаленные новички лишь стали двигаться чуть быстрее и работать энергичней. Желторотые скоро привыкнут, а пока пускай себе дрожат, ругаются и справляются, как могут.
Легко нагруженная «Эдит» вскоре начала качаться и подпрыгивать на волнах, как белуха; тогда-то Дрейку и отомстила кулинарная оргия из икры, устриц и тростникового сахара. Его истерзанный желудок протестовал против грубой корабельной пищи и с несказанным отвращением отвергал солонину. Эдит забыла о непостоянстве археолога, простила ему все теории и стала ухаживать за ним, как ангел милосердия в белоснежном одеянии. Выздоровление было таким же стремительным, как болезнь. Обретя былую живость и темперамент в прострации Дрейк был тих, как чахоточный викарий молодой ученый вновь изменил Эдит со своими фотографическими гуриями.
Соберемся в капитанской каюте и обсудим наши планы, предложил он. Ты приведешь отца, а я позову Оле. Сейчас вахта второго помощника, они все свободны.
Удобно устроившись за красным сукном капитанского стола, все пятеро приступили к обсуждению. Андерсон и Лейн решили сразу направиться в бухту, открытую капитаном на следующий день после подводного извержения, пересечь ее и подойти к берегу. Затем, передав бразды правления кораблем Бронсону, умелому второму помощнику, они на собаках и санях направятся к вулкану, который видели вдали Андерсон и Оле. Если окажется возможным использовать аэроплан, двое из участников экспедиции вернутся за ним.