Ты откуда? спросил Никита, увидев Федьку.
Поклон тебе привез, Никитушка! Федька прислонился к балясине, чтобы не упасть (не легка была скорая дорога). От Ивана Булаева поклон.
Никита спешно подошел к Федьке, взял его под руку, подвел и усадил на лавку.
Где видел его? ахнула Кирилловна.
В караване невольничьем. Слезно просил передать тебе, чтоб выручил. Лучше, говорит, холопом у Никиты буду, чем за морем спину.
И Федька рассказал купцу о своей встрече с Ивашкой. Никита задумался.
Что молчать-то, затормошила мужа Кирилловна. Утром надо выезжать, не то продать человека могут. Денег не жалей, ведь родная кровь наша.
Не в деньгах дело,промолвил Никита. Нездоров я, да и стар, чтобы верхом скакать сломя голову.
Сынов пошли.
Аль не знаешь оба сейчас в Кафе.
Воцарилось молчание. И вдруг Ольга сказала:
Позвольте мне, тятенька!
Нишкни, глупая! прикрикнула на нее Кирилловна.Разве пристало девке в такую опасную дорогу пускаться!
А ты поедешь? спросил Никита Федьку.
Да кто же без меня найти его сможет? ответил тот. Мне коня только надо сменить.
Собирайся, доченька, решительно сказал Никита, Четверо слуг, Федор да ты... С утра поезжайте с богом.
Под громкие причитанья Кирилловны Ольга пошла собираться в дорогу.
Утром Козонок еще раз спросил Никиту:
Не передумал, Никита Афанасьевич, может, я один справлюсь? Не дай бог случится што... Девка все-таки она...
Нет, не передумал. Пусть съездит, на жизнь посмотрит. На то божья воля. Она не просто девка, она сурожского купца дочь.
Большой смысл вложил в эти слова Никита Чурилов. Гость-сурожанин жизнью самой сделан смелым, решительным, предприимчивым. Вся жизнь сурожца риск: идет ли он торговым караваном от синих русских озер, везет ли от моря обратным путем восточные товары всегда рискует.
Сурожанин живет, как говорят, «меж трех концов копейных» с одной стороны татары, с другой генуэзцы, а с третьей Русь-матушка. Изворотливым надо быть сурожанину, оружием владеть искусно. Языки надо знать уметь разить не только саблей, но и словом.
Посылая Ольгу в далекий путь, Никита сказал:
Будь смелой, но не горячись. Едешь одна на мои советы не надейся. Думай сама, советуйся с Федором да холопами. Ежели что не так выйдет, на Хаджиме помогут, дай им знать.
Я, батюшка, сделаю все как следует. И Ольга легко вскочила на коня.
Теодоро ди Гуаско подъезжал к Арталану. Горная тропа кончалась, еще один спуск, и всадники выедут на дорогу, идущую из Солдайи.
Кони шли тихо, сбивая копытами пыль с придорожных трав. За Теодоро и Памфило следовали пешие слуги, вооруженные копьями и мечами. У некоторых на плечах лежали тяжелые арбалеты.
Теодоро молчал, углубившись в свои мысли. Странное творилось в душе молодого генуэзца. Год назад на весеннем гулянии над морем встретил он девушку. Она играла на виоле и пела песню итальянских крестьян «Вода бежит к оврагу». Теодоро сразу оценил ее смелость редкая девушка решится петь для всех на гулянии. Косы, лежавшие венцом на голове, делали ее похожей на королеву.
Она была в свободном красном шелковом сарафане; широкие рукава стянуты в запястье. Теодоро заметил, как из рукава вылетел розовый платок и упал на траву. Он быстро поднял его и с учтивым поклоном подал красавице, когда она кончила петь. Девушка улыбнулась, и эту улыбку по сей день не может забыть Теодоро. Потом он долго не видел девушку, а то, что узнал о ней, не принесло ему радости: она была другой веры.
Теодоро воспитывала мать ревностная католичка, а после смерти матери у него был духовный отец Рафаэле, который превыше всего чтил законы святой веры. Узнав об увлечении Теодоро, он сказал: «Помни, если ты еще раз встретишься с этой девушкой, ты совершишь богопротивное и кощунственное дело. Святая церковь и господь бог не простят тебе этого».
С тех пор не знает покоя сердце Теодоро. После беседы с отцом Рафаэле он дал себе клятву не думать об Ольге, но стоит увидеть ее, как все забывается.
Вот и сейчас, в пути, Теодоро думает об Ольге, о своей любви к ней. К чему она приведет?
О чем задумался, мой господин? тихо спросил вдруг едущий рядом Памфило.
Ты, Памфило, был когда-то монахом. Скажи мне, что бывает с человеком, если он совершит великий грех?
Ровным счетом ничего, мой господин. Слава богу, у нас есть святые отцы, которые могут отпустить любой грех. Надо только иметь деньги. Ну, конечно, чем больше грех, тем больше надо уплатить.
А скажи, Памфило, любить женщину другой веры, по-твоему, большой грех?
Очень большой, мой господин.
Ну вот если бы ты совершил этот грех, мог бы отмолить его?
Нет, мой господин.
Это почему же?
У меня на такой великий грех нет денег.
Ну, а если бы я впал в этот грех? Сколько надо на его отпущение?
Десять сонмов, мой господин, и вы получите «аЬэДуо 1е»'.
Ну, а потом?
Бел« у вас есть еще десять сонмов лишних, можно еще раз согрешить.
Они оба рассмеялись. Теодоро несколько успокоил этот разговор, и мрачные мысли его рассеялись.