Я пытался понять, что это за чёрная жижа. И когда, наконец, до меня дошло, что в ней находится, я быстро убрал руки, словно от раскалённой плиты. Меня всего передёрнуло. Они были перемешаны в этой вязкой субстанции, словно изюм в тесте. Окрас тёмных тел совпадает с цветом чёрной жидкости, поэтому я не сразу разглядел их. Отступив назад, я стал осматривать себя.
Что случилось? спросила Ева. Что ты там увидел?
Она приблизилась к холсту и выматерилась. В густой чёрной массе лежало множество тел пауков. Большие сразу бросались в глаза, как кусочки шоколадной плитки в торте, а маленькие сливались с текстурой, но когда ты замечал их, делалось ещё хуже. Я смотрел на них как заворожённый, готовый в любой момент бежать. К счастью для нас пауки покоились внутри полотна без движения.
Они мертвы? с опаской спросила Ева.
Давай не будет выяснять, надо их выкинуть.
Мы перетащили картину в ванную и, наклонив над тазиком, стали сбрасывать комки грязи туда. Мы рассудили, что туалет слишком мал для картины, а собирать даже мёртвых пауков с пола никому не хотелось. Помогали подручными средствами, старайтесь не трогать руками. Казалось, жидкость должна кончиться быстро, но её набралось на целый тазик, из-за чего мне пришлось притащить ведро. Количество паучьих трупиков было таким огромным, что страшно подумать, как всё это находилось со мной в одной комнате две ночи.
Вдруг из холста прямо в тазик вывалилось ещё одно полотно, расплескав жидкость по стенам и нашим лицам. От неожиданности мы уронили картину на пол, отскочив назад, и расплескали оставшихся пауков по кафелю. Я провёл рукой по лицу, на пальцах осталось множество тел и лапок. Ева не выдержала и убежала блевать в туалет.
Мне удалось сдержаться. Хотелось как-то проявить мужество перед ней, поэтому собравшись, я подцепил упавшее в тазик полотно и тряпками вытер его от пауков и вонючей жидкости. На нём был чёрно-белый рисунок, но я не успел разглядеть его, как вернулась Ева. Вместе мы собрали оставшихся членистоногих в тазик и неторопливо смыли их в унитаз.
Ничего тёплого мы внутри холста не нашли. Чёрная масса с пауками была холодная, словно грязь после дождя. Выдохнув, мы положили обе картины на стол лицом вверх. На первой перед нами вновь предстала Агата с кожей, будто нетронутый снег, сияющими серо-голубыми глазами и в футболке с «Пивозавром». А на второй, вдвое меньше, мы разглядели женщину, которая закрывала лицо длинными худыми пальцами.
Это ещё что за сраная рекурсия? спросила Ева, глядя на женщину. Портрет внутри портрета, Нолан их побери.
Я не знал, как прокомментировать увиденное, и просто продолжал смотреть. Пальцы у женщины изящные, но старые, морщинистые. Тёмные волосы опускаются ниже пояса, за пределы картины, а голова слегка наклонена в бок, будто она играет с нами в прятки и считает вслух. На стройном теле махровая бесформенная кофта, словно состоящая
из пыли и перьев.
Ева поднесла руку к холсту с Агатой, потом к женщине.
Картина с женщиной холодная, а от изображения Агаты до сих пор исходит тепло, сказала она, но под холстом ничего больше нет.
Какая-то магия.
Или радиоактивные краски, и мы оба умрём.
А такое бывает?
Не знаю, наверно должны быть. Но после такой зловещей херни, меня даже смерть не остановит.
Может дыхание этой женщины, я слышал по ночам?
Ева наклонила голову и прислушалась.
Сейчас ничего нет.
Возможно, она только ночью оживает или типа того.
Ладно, потом послушаем. А что нам сейчас с этим делать?
У тебя идей нет? спросил я.
Нет, у меня мозг с утра вообще плохо работает.
И у меня.
Давай постоим и подумаем оба, может что-то в голову придёт.
Хорошо.
Мы стояли с задумчивым видом над двумя портретами и рассматривали их. Ева потирала подбородок, я переминался с ноги на ногу. Не похоже, что в этих картинах вообще есть какой-то след, способный привести нас к похитителю Агаты.
Да и кого мы ищем? Маньяка-расчленителя? А способен ли обычный человек, хоть и безумный, сотворить такое? Тёплая картина, нарисованная красками, которые пахнут, как настоящая девушка. А внутри у неё густая масса, перемешенная с пауками, которая прячет внутри себя совершенно другой портрет. Что бы это всё значило?
И чьё дыхание я слышал по ночам? Агаты или этой женщины? И если женщины, то наблюдает ли она за нами? Видит ли нас прямо сейчас?
Чем дольше я глядел в глаза Агаты, тем меньше видел в них смеха. Она вовсе не смеётся, я вообще с трудом могу понять, какую эмоцию она всё это время изображает. И если приглядеться, её лицо цвета слоновой кости больше напоминает глиняную бесформенную маску, под которой скрыт кто-то другой, чем улыбающуюся школьницу. Как я раньше этого не замечал? Перед нами вовсе не Агата!
Ты видишь это? спросил я. Агата как-то странно выглядит.
Да, какая же я была дура, раз спутала этот шарж на человека с подругой. Глаза Агаты всегда были такие добрые и живые, даже когда она злилась. А у этого они гнилые, пустые и инородные. Как если бы я вглядывалась в канализационный люк, в водах которого отражается лунный свет.
Если честно, то чем дольше я смотрю, тем сложнее увидеть её на картине. Будто она теряет форму.