Поехали, передал Сапега, и по бандитам открыли огонь. Одновременно с этим три бойца первого взвода «сняли» выстрелами в затылок дозорных.
Сапега! крикнул подползший к ротному Екимов. Это не все. Еще несколько человек должны быть. Нас могут обойти.
Гурьев, противник с тылу! крикнул Сапега и продолжил вести огонь.
Как и ожидал Екимов, вскоре одна из групп боевиков вышла в тыл, но была накрыта огнем взвода.
От Гурьева к Сапеге прибежал посыльный.
Что стряслось?
Там их больше, товарищ майор.
Больше, чем что? Пятнадцать-двадцать? Сколько?
Человек шестьдесят-семьдесят.
Ну, контрразведка, мать вашу прошипел Сапега и врубил рацию.
Ротный быстро перестроил личный состав и приказал отходить к дороге. Короткими перебежками разведчики, прикрывая огнем друг друга, отступили за трассу и били уже оттуда по двум группам бандитов во фланг. Ваххи, почувствовав, что военная удача на их стороне, начали наступать, но были остановлены огнем на пятачке между двором и дорогой. Это дало возможность Сапеге связаться со штабом бригады, и уже через минуту пятачок накрыла минометная батарея. К утру оставшиеся в живых бандиты бежали,
а засевшие в близлежащих домах были уничтожены.
Возвращались в бригаду в подавленном настроении. Екимов думал о том, что его подвели с оперативной информацией. Сапега чертыхался из-за того, что часть бандитов ушла.
Товарищ подполковник, что это было? На моей памяти ты еще ни разу так не лажал. Информаторы подвели?
Это было бы очень хорошо. Но сдается мне, нас сдали с потрохами. И если б не ты, честно скажу, это был бы наш последний день. Я доложу.
Да хоть докладывай, хоть накладывай, а денег больше не дадут.
К медали представят.
Угу. Служи, дурачок, получишь значок. Я ж не школяр. Мне они до одного места. Ей-богу, моя крайняя командировка! Приеду домой напишу рапорт. И прощай навек, защитный цвет.
Никто и никогда в Чечне не говорил слово «последний», все говорили «крайний». Крайняя командировка, крайняя обнаруженная мина, крайняя колонна Слово «последний» ассоциировалось с концом, смертью, да и просто с плохой приметой.
Когда рота, грязная, уставшая, ввалилась за ворота завода, на территории бригады царило какое-то странное оживление.
Только что комбрига вызвали в Ханкалу. Либо снимут, либо наградят, сказал комбат офицерам. Так что отдыхайте. Завтра все узнаем.
Как выяснил Сапега, не один комбриг покинул бригаду. С ним выехал начмед и зам по тылу.
Ну что, ребята, дорога к спирту открыта, сказал он собравшимся в канцелярии роты офицерам, прапорщикам и контрактникам роты. Комбат разрешил отдыхать два дня.
Веселой толпой собравшиеся вместе с контрразведчиком Екимовым ввалились в медчасть.
Полковник Кржижановский запретил использовать спирт не по назначению, встала на дороге между страждущими и спиртом медсестра Маша.
Родная моя, золотая ты наша Машенька, улыбнулся Сапега, мы солдаты. Видим только бородатых уродов с утра до вечера, а вы наш ангел. И поверьте, чтоб не думать о вас, не страдать ночами, обнимая подушку, нам, восьмерым здоровым мужчинам, вернувшимся с боя, нужен спирт. Только чтобы на время забыть, где мы! Но не забыть, кто мы. А мы ваши защитники навеки.
Ой, товарищ майор, вечно вы приходите и выпрашиваете спирт. Только в этот раз не дам, и точка.
Машуль, посмотри в наши глаза. Ты видишь в них мольбы людей, которые завтра снова пойдут в бой.
Товарищ майор, полковник Кржижановский развел спирт с йодом, так что не получится.
И чего?
Чего-чего, запор будет.
У-у-у, пронеслись разочарованные голоса.
Но подал голос стоявший позади всех старшина роты прапорщик Никурдин:
Я тут с бойцами нашел банки с соком. Дык с них дрыщ наступает сильный поутру. А если мы станем пить спирт, от которого запор, а запивать соком дрыщевым наутро все будет нормально!
Машенька была поднята на руки и отставлена в сторону. Спирт пошел по кругу, когда солдаты принесли сок.
Пили долго. Беседы плавно сошли с политики на баб, с баб на устройство страны, потом снова на баб.
Утром половина офицеров роты страдала запором, вторая поносом.
Не вышло по-твоему, Никурдин, прохрипел из-за двери туалета Сапега, и прапорщик должен был бежать в другую роту, чтобы на время успокоить желудок.
А вечером всем, включая Михайленко, комбат объявил выговор.
Лишь Екимов странным образом не заболел животом. Ночью он попросил дневального разбудить Максима и, как только тот вышел из канцелярии, спросил в лоб:
Хочешь служить в контрразведке?
Это шутка такая? спросил еще не полностью проснувшийся лейтенант. Я, товарищ подполковник, спать хочу.
Сон единственное, что Максим, да и почти все, находящиеся под чеченским небом, ждали и берегли. Сон был роскошью. И когда выпадал случай, использовали время, чтобы поспать.
Пойдем, пойдем, подхватив под локоть Максима, сказал Екимов и вывел его из заводских помещений под звездное небо. Снаружи надрывно орали сверчки, перекрикивая эхо далеких и близких автоматных очередей и глухое буханье где-то в горах артиллерии.
Знаю, что в бригаде есть свой «молчи-молчи», стал говорить Максим. И у меня нет никакого желания быть еще одним, сидеть и собирать информацию не мое это.