Рей подумывал о том, чтобы пересмотреть их график он предпочёл бы навещать Конрада по вечерам, когда сам пребывал в усталой неге и хотел расслабиться.
Конрад, лишённый солнечного света, времени суток не различал, и потому был ласковым и податливым всегда, когда бы Рей ни пришёл к нему.
Визит Кагерта, впрочем, гнетуще подействовал на него Рей заметил это, несмотря на то, что не видел его глаз, и несмотря на то, что сам Конрад о своих впечатлениях молчал. Рей ощущал эмоции своего ученика в вибрациях его тела, в медлительности движений и ласк сам не зная, как.
Подумав об этом, Рей необычайно живо представил себе, как гибкое тело Конрада скользит по его собственному. Руки мальчика связаны за спиной, но это не пугает его оба знают, что это только игра. И собственное тело Рея плавится от этих прикосновений, целиком утопая в желании.
Отодвинув в сторону накатившую волну ощущений, Рей заставил себя повернуться к Майклу лицом.
Я бы мог ответить на твой вопрос, сказал он, но видишь ли, Майкл, я не вижу ни единой причины давать тебе отчёт.
Майкл шумно выпустил воздух и тоже встал. Приблизился к Рею но не настолько близко, чтобы угрожать.
Я беспокоюсь, Рей. Я знаю тебя так хорошо, как никто. И мне кажется, это дело слишком тебя увлекло. Ты же отдаёшь себе отчёт в том, что мальчика придётся продать?
Рей помолчал. Он смотрел мимо него. Наконец он произнёс:
Я помню про танцы, Майкл. Они в программе Конрада тоже есть. Думаю, не станет хуже, если он освоит более широкий диапазон наук.
Майкл поймал его лицо одной ладонью и развернул к себе.
Мы давно не отдыхали вместе. Может, стоит выбраться куда-нибудь?
Губы Рея дёрнулись. Лицо Майкла было слишком близко настолько, что начинало раздражать.
Не думаю, Майкл, сказал он, сначала нужно закончить дела. Хотя, честно говоря, эта жара уже стала мне надоедать. Как только закончим сделку, отправлюсь в горы на пару недель.
Он выскользнул из рук Майкла. Взял со столика бокал, осушил его залпом и неторопливо побрёл прочь, в дом.
А Майкл остался стоять. Сверху вниз глядя через бортик веранды на лабиринт кипарисовых аллей, он видел, как Рей, сняв белую рубашку и переодевшись в чёрную футболку, в каких ходили охранники и мастера, направляется ко входу в подземный этаж.
Конрад и в самом деле куда более отчётливо осознал своё положение, когда покупатель воочию появился перед ним.
Этот мужчина не был ни слишком плох, ни слишком хорош. Он не был уродом и не был слишком стар, не выглядел слишком жестоким или «слишком» ещё что-нибудь. Пытаясь представить себе возможные варианты событий, возможных «хозяев», Конрад не видел в нём никаких особых недостатков. Он просто был не тем человеком, с которым Конрад хотел бы жить. Не тем, кого он хотел бы обнимать, и тем более не тем, кому Конрад хотел бы подарить свою первую ночь.
К месту или нет в памяти его тем же вечером всплыло старое «просто не хочу». Но теперь никого не интересовало, хочет он или нет. Впору было пожалеть о том, что он не дал Лоуренсу то, чего тот так долго искал но Конрад не жалел. Делать это с Лоуренсом было бы так же отвратительно, как и с покупателем или с кем-то ещё.
«Наверное, я всё-таки не гей», подумал Конрад, но тут же память услужливо подкинула гибкое, стройное и сильное тело Мастера, и член предательски потяжелел.
Конрад, устроившийся на своей новой широкой кровати в ожидании покупателя, перевернулся на другой бок.
Физически он был уже готов. Новая комната имела небольшой закуток, где можно было самостоятельно принять душ и сходить в туалет и подготовить себя, чему Мастер успел его научить. Конрад не стремился испытать на себе насилие и боль, и потому, когда последний сказал ему «будь готов», решил не выделываться и выполнить приказ.
Он ждал и ждал, вздрагивая от каждого шороха, даже если тот попросту мерещился ему, но покупатель так и не пришёл.
Конрад уснул, а наутро его навестил мастер
и вёл себя так, как будто ничего не произошло.
Конрад хотел было спросить, как решилось дело с его будущим владельцем но что-то останавливало его. «Обида», понял он уже потом. Конраду вообще не хотелось ни о чём говорить с человеком, который собирался его продать.
Да, надеяться на что-либо было глупо, но пока он не увидел Кагерта своими глазами, всё происходящее в сумраке камеры, лишенной окон, до какой-то степени оставалось сном, а всё, что говорили ему мастера, могло быть ложью.
Но теперь Конрад видел, что это не игра. Его в самом деле собирались продать мужчине, который даже имени его не собирался запоминать.
Ни фильмы, которые Конраду ставили теперь немного чаще, ни занятия по танцам, которые начались на следующий день после того, как Кагерт оставил его, не вызывали у Конрада интереса. Он не хотел ничего.
И Мастер, казалось, видел это, потому что задания его в эти дни были предельно просты, и большую часть он делал сам.
Визиты мастера чередовались с другими уроками, которых теперь становилось всё больше, и потому, когда закончился очередной урок по дизайну, Конрад устало устроился на опостылевшей кровати, не глядя на мельтешащий на стене экран, где фрески Да Винчи чередовались со скульптурами Микеланджело. Он не думал, что его в этот день (если это, конечно, вообще был день) ожидает что-то ещё, когда негромкий голос диктора внезапно смолк, свет притух, и в наступившем полумраке Конрад услышал привычное: