Эта последняя мысль прибила меня окончательно. Я вдруг осознала, что у меня не было не только ложки. У меня вообще ничего не было.
«Лучше бы ложку невесте вырезал, чем шляться непонятно где, проворчала я, пережёвывая обрыдший ещё на яговской поляне овощ. Надо признать, что самобранка готовила куда лучше, чем жена местного кузнеца. Здешняя капуста мало того, что оказалась не больно-то хрустящей, так ещё и была явно недосоленной. Вот только вернись обратно... Я тебе всё выскажу! тут я покосилась на болтливую хозяйку, которая уже покончила с поздним обедом и, не прекращая болтать, убирала со стола, и добавила. Ну, или чуть позже».
Устраивать скандал в присутствии чужих людей не хотелось. Я и в обычном мире до такого не опускалась, хотя гулящий муженёк за годы совместной жизни попортил мне немало крови. Но и спускать подобное хамство на старте новых отношений тоже не было никакого желания.
«Отзову куда-нибудь», решила я наконец.
Но ни Илья, ни кузнец возвращаться под крышу не спешили. Я доела капусту, выхватила из плетёной корзинки ещё один ломоть хлеба и от скуки прислушалась к болтовне хозяйки.
И правильно сделала. Речь шла как раз обо мне.
А кто дочку княжескую в стольный град приведёт, тому многия почести окажут и деньгой обсыплют с головы до ног. О как! Женщина энергично вымешивала тесто, успевая при этом завистливо вздыхать. Прям так и сказал на ярмарке: «деньгой обсыплют». А сам красавец писаный. Видно, что при князе как сыр в масле катается: ладный да гладкий...
Кто? впервые за последние несколько часов подала голос я.
Так гонец княжеский. Я его прям вот так, как тебя видела. Одёжка парчовая, серебром шитая. Кобылка у него ладная, гладкая, не чета клячам деревенским заморенным, и сам ей под стать.
Кобылке? невольно фыркнула я. Но хозяйка не уловила сарказма.
А то ж. Ежели у князя гонцы такие, так что ж он спасителю своей кровиночки отсыплет.
Денег, буркнула я, разом растеряв хорошее настроение.
Ну да. И уж, наверное, не медяшек на полновесное серебро расщедрится, охотно закивала женщина. Ну, оно и верно. Не поедет же за княжной мужик-лапотник.
Почему бы и нет? усмехнулась я. Какая разница, кто кровиночку спасать отправится, лишь бы спас.
Ой, разумница выискалась, не оборачиваясь передёрнула плечами хозяйка. То ж княжна. Там обхождение знать надобно. Она, небось, нежная как цветочек. Ветерок подует застудится. На дорогу ступит упадёт. Да и не поймёт эдакая мужицкий говор. Спужается ещё такого, как мой медведь, и дух вон. Тогда князюшка, чай, не золотом плетьми отблагодарит.
«Цена за мою тушку растёт в геометрической прогрессии, с сарказмом подумала я. Ещё минут пять поговорим, и выяснится, что папочка за дочурку самоцветами расплачиваться будет».
Эх... счастье девке, женщина отодвинула кадку с тестом и, плюхнувшись на лавку, мечтательно уставилась в потолок.
Почему счастье? уточнила я.
«Действительно, очень интересно, какое такое счастье меня поджидает в отцовском дворце, или что
там у князей вместо избушки... То есть, тьфу! Вместо квартиры».
Будет как сыр в масле кататься. Не то что мы с тобой, горемычные. У княжны, знаешь, какая жизнь?
А ты знаешь? хмыкнула я.
Историю в спортивной школе, куда меня законопатила любящая «мамочка», преподавали кое-как. Впрочем, как и все другие предметы, кроме физкультуры. Так что мои знания о положении женщин в средние века ограничивались понятиями Домострой, бесправие и паранджа. Хотя последнее, вроде, к Руси не имело никакого отношения. Но я и про раздельное питание так думала, а оно вон как вышло.
Эх ты... А ещё учёная, фыркнула женщина. Будет княжна в тереме сидеть, в окошко смотреть, палец о палец не ударит. На всё мамки, няньки да чернавки набегут.
В тереме сидеть? поморщилась я.
Ну не в избе же, рассмеялась хозяйка.
Ну, будет же эта княжна ходить куда-нибудь, поправилась я, чувствуя, как неприятно засосало под ложечкой то ли от «радужных» перспектив, то ли от паршивой квашеной капусты.
А зачем? То ж княжна. На что ей ножки бить? Знай себе ешь, пей да жди, кого батюшка в мужья выберет. А и замуж отдадут, не больно-то что поменяется. Какой мужик княжескую дочь обидеть захочет?
Батюшка... пробормотала я и поднялась. А Илья где?
Твой-то? А кто его знает. Пошли с мужиками в корчму, видать. Смерклось ужо.
Я покосилась на потемневший квадрат маленького окошка: «Надо же. И не заметила, что в потёмках сижу». Воткнутую в какую-то щель у печки парочку лучин освещением было назвать сложно. Пришлось смирить собственное нетерпение: на улице наверняка было темно, как... как на средневековой улице.
А спать мы где будем? скрипнув зубами, спросила я.
Верно. Ты ж с дороги, умаялась. А тут я со своими сказками, спохватилась женщина.
Минут через двадцать я уже лежала на застланной пёстрым домотканым половиком лавке. Сразу стало понятно, что поговорить с Илюшкой мне не удастся. Ещё один гость тут попросту бы не поместился.
Хозяйка, укладываясь на соседнюю лавку, ещё пыталась что-то бубнить, но я отвернулась к стене и сделала вид, что сплю. Однако на душе было неспокойно. Куда только подевалась та светлая уверенность, что всё будет хорошо? В голове толклись образы один другого кошмарнее: начиная от комнаты с низким сводчатым потолком, резными лавками и толстыми решётками на узких окнах до пьяного Илюшки, размахивающего почему-то пистолетом ТТ.