Остаюсь вашей преданной подругой,
Элизабет
Я могла делиться с Элизабет лишь собственными мыслями, но она, судя по всему, не возражала. Она положительно приняла мои суждения о пьесах Шекспира и поделилась
своими мыслями о них. Ее, как и меня, сильно разочаровал Отелло он убил Дездемону! Еще Элизабет по достоинству оценила мои аргументы в защиту бедного Шейлока из «Венецианского купца», хотя сама не разделяла моего мнения, что с ним обошлись несправедливо. Я явно питала слабость к изгоям, даже таким, которых изображали злодеями. Думаю, все объяснялось тем, что я и сама была изгоем.
В мае следующего года американских берегов достигли сообщения о Бостонском портовом акте. Парламент объявил о закрытии всех портов в Новой Англии. Суда не впускали и не выпускали. Дьякон Томас сказал, что британцы хотят подавить сопротивление, изгнать мятежников и наказать торговцев, потому что те не подчинились приказам правительства.
Король отозвал у провинции Массачусетского залива хартию дарованное Короной позволение действовать независимо от Британии. Отныне все чиновники в колонии назначались и содержались британцами. В Массачусетсе не было своего суда, а для любой публичной встречи, собрания или выступления требовалось разрешение назначенного Короной губернатора провинции.
Помимо прочего, правительство требовало, чтобы колонисты размещали в своих домах британские войска, и это более всего тревожило миссис Томас. Она ждала, что в Мидлборо рано или поздно войдет британский полк, который непременно отберет у ее семьи дом и ферму.
Местные жители прозвали эти законы «Невыносимыми», но подобное происходило в колонии на протяжении всей моей жизни, и прежде колонисты терпеливо все сносили. Я не помнила, чтобы люди когда-то не жаловались на Корону. Они любили повторять: «Нет налогам без представительства», а в декабре прошлого года повстанцы, именовавшие себя «Сынами свободы», проникли на борт трех кораблей, стоявших в Бостонском порту, они принадлежали британской Ост-Индской компании и сбросили в воду груз чая в знак протеста против наложенного королем Георгом запрета на ввоз чая откуда бы то ни было, кроме Англии.
Все это представлялось мне захватывающе интересным.
Я отправила Элизабет письмо, в котором просила объяснить, что значит «хабеас корпус» и множество других слов, которые постоянно повторяли люди, считавшие себя авторитетами в сфере права. Муж Элизабет, Джон, прислал мне весьма доброжелательное письмо, в котором ответил на мои вопросы. Элизабет упоминала, что он изучал право в Йеле, а после какое-то время работал учителем. Я так жаждала прочесть все, что он написал мне, что с трудом заставляла себя сосредоточиться на отдельных словах. Он обращался ко мне не как к ребенку, но писал ясно и лаконично, словно тщательно продумывал каждую фразу. Он был великолепным учителем, и я отметила, что стала лучше разбираться в происходившем вокруг. Я столько раз перечитывала его письмо, что могла с легкостью пересказать его объяснения.
В округах Массачусетса проводились конгрессы, на которых обсуждались тяжелое состояние государственных дел и необходимость учредить правительство, не зависящее от «агентов Короны». Джона Патерсона выбрали делегатом от Ленокса, несмотря на то что они с Элизабет не прожили в городе и года.
Судя по всему, политическая деятельность колонистов его разочаровывала. В конце одного из своих писем он не сдержался: «Участники собраний только и хотят, что говорить о своем, не слушая друг друга, так что конгрессы расходятся, не решив ничего существенного. Корона же должна увидеть единую силу. Мы сохраним множество жизней в том числе и собственные, если сумеем ясно и единодушно заявить о своих требованиях; однако многих раздирают на части верноподданические чувства, которые все мы питаем к Британии, кроме того, никто не верит, что мы сумеем одолеть британцев, если и правда начнется война. Британия сила, проявившая себя в подобных конфликтах: это империя, одерживавшая верх на протяжении многих веков. Мы в сравнении с ней словно Давид с Голиафом; и все же, когда я напоминаю себе, кто из двоих в конце победил, мне становится менее страшно. Если Господь желает, чтобы Америка обрела независимость, Он это устроит».
Все вокруг только об этом и говорили. Разговоры, встречи, пересуды рано или поздно обращались к назревавшему конфликту с Британией. У каждого имелось собственное мнение, но почти все повторяли одно и то же, словно прочли об этом в листовках или услышали от кого-то более ученого, чем сами. Преподобный Конант в своих проповедях говорил о тирании и о свободе, однако был достаточно осторожен и не призывал паству к революции. Впрочем, никто из прихожан не сомневался в его истинных убеждениях.
«Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе», начинал он, и собравшиеся в церкви замирали,
понимая, что последует за этим. «Но как долго король Георг будет считать нас чадами своими? Как долго будем мы почитать его за отца нашего? Англия не дом нам. И уже очень давно».