Еще бы!
Ну, так я вам сегодня покажу такие места, которые надолго останутся у вас в памяти! предложил мне о. Пимен.
Лошадь вскоре была готова. Дорога идет чернолесьем. Дичь и глушь кругом. Птица непуганая, сидит и с места не шелохнется при нашем приближении. Заяц выскочил из чащи на дорогу, замер было на мгновение, перевел ушами и, отойдя в сторонку, долго провожал нас, недоумевая: откуда это?
У нас зверю снисхождение. На воле гуляет. Еще по крайним островам поганцы чухны тайком бьют его ну, а тут он испокон века не слышал ружья. Тут у нас зверь приверженный ласковый Олень грудно ходит, иногда к самой обители подойдет. Вор только олень сена не оставляй, на рогах разнесет. Не столько он поест, сколько разнесет.
Лес добежал до пролива, а передние деревья даже вниз наклонились, точно дно высматривают, нельзя ли на ту сторону перейти вброд. Через пролив насыпной каменный мост. В одном месте его разрушило бурей. Завалили гранитом да булыжником озеро и вся недолга. Несколько напоминает это сооружение перешеек, устроенный соловецкими иноками от своего острова к Муксальме ; у соловчан только мост гораздо грандиознее.
Кто строил?
А инок у нас есть, о. Михей. Для обители потрудился. Он же и ту часть, что разводится, сделал. Умный инок. Как Господь его вразумил, поди-ко!.. А наперед того ничего не строил.
Вот и Железняки наши!
Из моря поднимаются массы гранитных плит. На несколько верст тянутся они извилистой стеною. В некоторых местах они стоят отвесами, в других скалы осыпались и точно от старой, обвалившейся крепостной башни обломками легли далеко в озеро Прибой бесится между ними, взмыливает белую пену чуть не до зубцов этих первозданных стен. Точно из тесаных камней выложен он. Века давно уничтожили цемент, скреплявший их, и каждый камень, величиною в утес, отделился от другого заметною черною щелью.
Мы плывем вдоль этих сооружений, над которыми тысячами лет работали разные плутонептунические силы. Над ними неистово разорались гагары, белые чайки реют в прозрачном воздухе над самою кипенью прибоя. Направо такой же расколовшийся, такой же каменный остров Дивный Когда мы несколько повернули направо, все это развалившееся городище стало еще грандиознее.
Старые сказания невольно приходили на память. Мелькали в голове картины Содома и Гоморры , побитых небесным огнем. Воображение рисовало перспективы громадного города гигантов, когда-то, десятки тысяч лет тому назад, гордо возвышавшегося здесь из бешеных волн безбрежного Нево Неведомо за что город был затоплен ими. Не от ветхости развалился, а застигнут дивным катаклизмом чего-то содрогнувшейся природы. Море залило основания этих стен, подножия дворцов; длинными проливами ворвалось оно в пустынные улицы, внутренними озерами наполнило безлюдные площади и спокойно плещется там, само давно позабыв о своей стародавней победе На целые версты тянутся эти развалины. Ветром нанесло на их иззубренные вершины землю, а за землю уцепились корни сосен И самые сосны эти давно уже постарели, нахмурились и наклонились со своей высоты над озером.
Крики гагар, шум прибоя, отдаленный гул зеленых вершин. Мы пристаем к Железнякам.
Ветхий, седой монах идет-колышется навстречу. Глаза уже давно не щурятся на свет Руки дрожат, ноги ходуном во все стороны.
Кто тут?
Точно старый волшебник вышел к нам на безлюдном острове. Он так привык к непроглядному мраку черного грота в самом сердце гранитной горы, что с трудом различает вместо людей какие-то смутные тени. И зачем тут люди?.. Они только мешают вечному торжественному таинству его уединения.
А, отец Филимон!.. Гостя привез к вам, в Авраамиев скит!
Гостя?.. Зачем гостя?.. Какой гость?.. Мирской?
Монах воззрился на меня, но, очевидно, ничего не рассмотрел. Пятном я ему казался. Кстати подошла другая братия. Всего живут здесь трое отшельников, среди тяжелого молчания утесов и гнетущего говора волн. Отсюда даже и судов, проходящих мимо,