Каменную?
Да, с гранитной обшивкой!
Стоит!
Далеко-далеко по Ладоге плывет корабль, едва его видно, под парусом, словно чайка плещется. Поплыли и мы к Ильинскому скиту. Каменные луды по сторонам. Вода шипит на них, точно ее кто-то кипятит снизу. Лембос обрушивается на запад круто, гранитным обрывом. В стороне пристань, заваленная каменьями, чтобы не снесло. Ветры дуют тут сильные. Сено на берегу сушится. На высоте церковь простенькая, но изящная; она в конце взбегающей вверх аллеи крупных лиственниц Позади за нею насупился лес. Два домика двухэтажных по сторонам. Тут помещаются кельи. Солнечные часы на гранитном пьедестале; колодезь, обшитый серым гранитом и вырубленный, как и все здесь, в скале.
Откуда вода тут?
А гора давит камень, камень и сочит воду, объяснил по-своему монах. Каждое место у нас. Господи спаси, имеет свою игру, каждая пядень особой красоты. Как человек на человека не похож, так и место от места отличествует. Взойдите на колоколенку, посмотрите, какой оттуда пейзаж.
С колокольни остров точно в озере, проливы заставлены мысами. Огороды внизу зеленеют. Вид совсем плох, и никакой игры в нем, хотя отшельники и приходят в восторг. Зато на противоположной стороне Лембоса вид диву подобный. Обрыв сажен в двадцать высоты. Морская даль за ним легла. Направо мерцает кайма далеких береговых гор Олонецкого края.
Когда ветер оттуда, горы точно подымаются, а с полудня если опускаются вниз. Так мы и замечаем. Тут непогодь бывает буйная.
Строитель, о. Анатолий, старик из орловских купцов. В свое время он провел пятнадцать лет в Питере при Валаамской часовне. Попросился оттуда назад.
Не подобает иноку в мире жить. Мир что море лютое !
Хотели старца иеромонахом сделать, не принял мантию.
Не хочу!
Смирению покорствует; спаси его Господи! Ишь, какой он у нас старец добродетельный В низком звании пожелал окончить век свой У нас такой монах был, мантию ему дали, а он ее взял да и сжег. Хотели его силой заставить носить, а он по горло в коровий кал вымазался да и пришел в обитель. "Вот, говорит, моя мантия. Мне, скоту, и сия достаточна И даже слишком она для меня великолепна" Таково смирение было. Уж мы его умоляли надеть на себя рясу рваную, чтобы богомольцы на старца не соблазнялись.
В дали морской суда показались
На берег выполз как-то о. Амоний, у которого на клобуке был пришит громадный картуз. Сему старцу было не менее 80 лет.
Куда это, спаси Господи?
Рыбку для обители рыбку половить хочу. Завтра вам отошлю!
В скиту, как и в других, рыбы не полагается.
Кстати, вот что удивительно. Отшельники, питающиеся здесь исключительно растительной пищей, живут до поразительной старости, сохраняя зрение и силы. Пешком они бродят, сколько угодно. Я хороший ходок, а устал, тогда как этим старцам все нипочем.
Вон этот послушник у нас версинецкий! сообщил старик монах, указывая на коловшего дрова инока.
Какой?
Ну, как там, по-вашему, из версинета! В Питере в версинете был, но только бросил всю и стал искать спасения. У нас оное обрел. Науку земную оставил, к Небесному Учителю прибег. И Оным был утешен несказанно. Небесный-то Учитель больше знает. Он не то что маги египетские Ваши-то маги куда сколь гордыбачут и превозвышаются, а Небесный Маг их всегда по затылку посрамить может. И посрамляет! Пусть-ко земной маг травку родит, так,
безо всего, ну-ко, пущай он травку одну, махонькую!.. А Небесный Маг ишь какие леса нам вырастил. Вот оно как! Вот и ты теперь, указал он на меня, в книжку все Сказывают, книги пишешь. А что толку? На главе твоей я клобук прозреваю. И когда оный наденешь, тогда истинную науку узнаешь, какая она есть!
Старец прозорливый! умилялись рядом. Это пророчество!
Пророчество, во всяком случае мне большого удовольствия не доставившее. Увы! С тех солнечных дней прошли многие десятилетия, но пророчество прозорливца так же далеко от осуществления, как и я сейчас от Валаама!
[Обработано в мою бытность в Фалерах, близ Афин.]