XIII
Красивый Новый пролив тянется до мостика, за которым начинается канал Копаный, проведенный монахами. Тут было песчаное безводье о. Дамаскин вырыл достаточную для лодок ложбинку в две сажени шириной и пятьдесят длиной. Глубина канала сажень. Окончена работа в 1859 году. В одном месте привелось срыть прочь выступ горы с гранитным стержнем. Стены под водой выложены камнем. Вся работа сделана грубо, но прочно и является замечательной, потому что над нею трудилась одна невежественная масса. Специалистов не было. Бесконечная энергия, сметливость, настойчивость и масса даровых рабочих сил, которыми располагает обитель в лице своих монахов-крестьян. Этим каналом дали выход в море всевозможным внутренним озерам и салмам. В конце, где канал выходит в один из Ладожских заливов, два его берега смыкаются, и мы плывем по узенькой щели. Один ее берег каменный пологий мыс, другой крутая лесистая гора. Из-за ее вершины едва заметен зеленый купол. Он словно прячется в чащу от чуждого взгляда. Это-то и есть скит цель нашей поездки. Весной и осенью в этом проливе лед слаб ни на лодке, ни пешком. Пустынники скита запасают на это время сухари, тем и живут В обыкновенное же время им ни молока, ни масла, ни рыбы не полагается: едят овощи, пустые щи, кашу с квасом. Всех отшельников теперь четверо. О. Ириней "безмолвник" лет семидесяти, манатейный монах , тоже старик и двое рясофоров, изъявивших ревность потрудиться именно в этом ските. Кругом вода. Островок четверть версты в ширину и половина в длину. Точно на корабле, затерянном среди океана, живут эти отшельники, почти не имея сообщения с остальным миром. Со своих вершин смотрят они на паруса далеких судов, скользящих по безбрежному простору озера, привязываются ненадолго к ним мыслью и грезой; видят иногда чухон-тюленщиков, которые на своих лодках плавают мимо, стреляя морского зверя. Изредка в непогоду пловцы просят ночлега и заночевывают в лесу, вне стен скита Жизнь этих отшельников похожа на ту, которую ведут маячные сторожа на отдаленных островах Северного океана да промышленники, поневоле зимующие на острове Обретенном, т. е. на Новой Земле.
Отец Ириней безмолвник, схимник, предупредили меня.
Братия!.. Рад вам рад, братия, спасибо, что потрудились. Спасибо, голубчики.
Вот отец наместник дозволил им посмотреть ваш скит, отец.
И Авенир подошел было под благословение.
Недостоин я, грешный, недостоин! смиренно отстранил его безмолвник и вместо благословения расцеловался с ним.
Он в монастыре уже сорок пять лет. Прежде когда-то был купцом в Петербурге и торговал в Гостином Дворе. В обители он отличался очень веселым нравом и говорливостью.
Так говорить любил, бывало, начнет не остановишь! И хорошо говорить мог. Красно. Заслушивались.
Заметил это о. Дамаскин и захотел испытать, насколько может смириться о. Ириней.
Наложу на тебя послушание, не знаю, перенесешь ли?
Господь поможет.
Ну, так вот, молчи, пока я тебе не скажу. О. Ириней и смолк. Молчал бы, пожалуй, всю жизнь, да через девять лет узнал о. Дамаскин, что слава о подвиге Иринея прошла далеко и о нем хотят писать, пожалел о. Дамаскин старца, как бы не вышло соблазну, не возгордился бы инок, и приказал ему говорить.
О. Ириней заговорил после девятилетнего безусловного молчания.
А еще толкуют, что у нас нет характеров! На что бы ни был направлен и чем бы ни руководился о. Ириней, все-таки это крупный характер. Вынести подобное испытание ужасно. На Иринее оно даже и не отразилось. Он свеж, бодр и говорлив, как в первое время своего пребывания в обители. На этом маленьком острове он уже около двадцати лет и любит его, как капитан свой корабль. Оставляет его он только в годовые праздники; тогда, отслушав обедню, он и трапезует вместе с братией, а, окончив трапезу, не медля возвращается в свою пустынь. Он ее украсил, как мог, над каждым клочком ее работает, как прилежный раб в притче .
У нас с колокольни хорошо!
Взобрался я на нее. Лесное царство кругом. Сквозь небо поблескивают светлые воды, и туманно рисуются другие берега. Оказалось возможным подняться еще и в купол. Отсюда виды еще прелестнее. Серебряные и голубые извивы проливов. Широкие плесы, окутанные со всех сторон зеленой дремой. Длинные скалистые мысы, мысы, поросшие соснами. Далеко на юг над вершинами плавают серебряные куполы другого скита Всех Святых, а еще дальше точно горделивый белый корабль из зеленого моря лесов подымается собор самой обители Простор, дичь и глушь В противоположное окно Ладога, вплоть до смутных очертаний корельского берега. А вон, напротив, чуть-чуть мерещатся за шестьдесят верст скалы Якимваари. В этом куполе что ни окно, то новая картина. Мы переходим к следующему, и под нами над опасной лудой маяк. Семь лет тому назад здесь сел на мель пароход Коневец Вон несколько суденышек точно под ногами у вас ползут маленькие, маленькие