Паруса, пока их убирал Гейна, хлестали нам в лицо, завертывались вокруг мачты, вырывались из руки и, как крылья чудовищной птицы, раскидывались в воздухе, чтобы тотчас же зашлепать во все стороны. Ветер теперь уже ревел кругом, кидаясь направо и налево, вертясь на месте, как одержимый, то припадая к волнам, то взрываясь к самым облакам. Волнения еще не развело, но вихрь уже вырывал бездны воронками, в которые стремглав летела лодка, чтобы тотчас же подняться на новом, выросшем под нею хребте Обшивка сойминки трещала и стонала, как живая, жалуясь на удары, сыпавшиеся на нее отовсюду.
Кабы не разломило! заботливо оглядывал ее Степка.
А что, жидка?
Да наше дело скорбное. Нужа ест поедом. Где исправную лодку завести!
И при этом, в виде знака препинания, трах Володьку по уху.
Ветер был так силен, что руку рвало от руля. Приходилось держать его обеими. Я уже проклинал и отца Парамона, посоветовавшего в Сердоболе этот способ путешествия. В самом деле, куда как интересно потонуть посреди Ладоги, да еще так, что никто и не узнает, куда ты девался и что с тобою было. Облака быстро неслись, то открывая белые пятна беззвездного северного неба, то скучиваясь темными массами. Где-то ударило громом, молнию мы пропустили, зато вдруг рядом струя небесного огня неожиданно скользнула в волны, и стихийный треск раздался над нами. Казалось, что твердь небесная, повинуясь чьему-то могучему слову, расселась над этим могучим, бунтующим озером.
Ну, брат Юдин, плохо!
Чего хуже! Читай молитву преподобному Гермaнy . Он помогает. На свою силу надежда плоха!
Куда править-то?
Острова слились в один. По этому признаку заключали, что осталось до скита Никольского пять верст.
Теперь, коли будешь держать верно, мигом донесет!
А если с курса собьюсь?
Ну, тогда на дно к рыбам!
Выбора не было. К счастью, направление взято как следует. Ветер не давал у островов скопляться туману, и собор был виден отлично сквозь брызги волн. Иногда его заслоняли белые, косматые гребни, которые подымались перед нами, точно заглядывая в лодку, что там? Нас уже захлестывало. На дне лодки билась вода. Черпать ее было некому. Дай Бог справиться с веслами
Зальет?
Как Бог! Видишь сам: ничего не поделаешь. Держи руль!
Володька несколько оправился. И про затрещины забыл.
Вижу я, брат Степка, ты у нас мужчина без всякой причины!
Это как?
Да так. Молодец! Ишь, управляешься!
Это что за островок виден? показываю я высовывавшийся перед одним концом Валаама не то утес, не то там клочок земли.
Кабак!
Как кабак?
Так. Тут
много островов малых. Кабаками зовутся!
Да ради чего же?
Должно быть, здесь водкой прежде торговали.
Никогда не торговали! вступился Володька.
Ты знаешь!
Я знаю. А это, видите ли, на Ладоге водки отнюдь не полагается. Они, странники-то, о водке и скорбят. Потому всякий малюсенький клочок земли им кабаком кажется. Спят и видят. Стоит-де, сердечный! Ну, и легче им. Тоже тварь земная ведь!
Под свист ветра, под грохот бури, под крики гребцов сумрачно вырастал Валаам. Вон и пролив виден. Огонек по нему скользит. Это монашеский пароходик двигается там. Затишье в этих салмах. Ветер и буря не проникают в их мирные пустыни, защищенные крутыми и гористыми берегами. Глаз не оторвать оттуда Как бы доплыть скорей, скорей уйти из-под бури, от хаоса, в котором не различаешь, где тучи, где волны, ветер ли это бьет в лицо, или брызги с гребней вспененных волн срываются и несутся навстречу.
Давай ход! покрикивает Степка. Давай ход! Перред!..
Никольский скит все растет и растет перед нами. Вот его красная кирпичная церковь, точно сторожевая крепость монастыря. Не мы бежим к берегу, а берег на нас. Пришлось перевалить руль налево, чтобы не наскочить на утесы. Еще минута, и берег набежал, и наша лодка вся мокрая, точно вспотевшая, недужно и устало покачивается в тихой салме. Буря осталась позади. Там, за очарованным кругом, бесятся и злобствуют стихийные силы зла. Миллионы демонов орут в бессильной ненависти, но им не дано проникнуть в мирный уголок.