править конями в военных школах, где обучаются эфебы.
Кем же был твой отец? с удивлением посмотрел на Алкиноя Архил. И почему обучал он тебя управлять колесницей? Разве он был эвпатридом? А я считал, что ты всю жизнь был бедняком.
Нет, я родился в зажиточной семье, нахмурился художник, досадуя, что невольно вспомнил свое прошлое, да разве я тебе не рассказывал о своей юности? Мой отец сам был воином, и ему хотелось, чтобы я, младший, любимый сын, последовал его примеру: учил меня с детства метать копье, бороться, править колесницей, но, как видишь, мечтам моего отца не суждено было сбыться. Он рано умер, а я стал не воином, а простым ремесленником! с горечью закончил Алкиной.
Я ничего не знал об этом! пристально посмотрел на него мальчик. Расскажи мне.
Лучше не будем вспоминать об этом тяжелом прошлом! прервал его Алкиной.
Выглянувшее из-за облака восходящее солнце осветило холм Пникса и многочисленных людей, собравшихся возле камня и жертвенника.
Внезапно толпа людей дрогнула и подалась назад. Один из руководителей экклесией начал проверять по спискам имена людей, явившихся в это утро на народное собрание.
Жрец терпеливо ждал, когда можно будет приступить к жертвоприношению. Большой тонкорунный баран, опустив голову с крутыми рогами, понуро стоял возле жертвенника.
Несколько ремесленников вместе с Дракилом и Пасионом разглядывали жертвенное животное.
Отойдя в сторону от них, Алкиной неожиданно столкнулся с тремя богато одетыми людьми, приветствовавшими его небрежным кивком головы.
Обожди немного, художник, обратился к нему один из этих людей, ты лучше, чем кто-нибудь другой, сможешь разрешить наш спор.
Алкиной остановился.
Скажи нам, сын Эния Кадрида, продолжал молодой эвпатрид, сколько тысяч драхм присвоил себе из казны архэ приятель Перикла, пройдоха Фидий? Он, думается мне, не дешево взял с Перикла за свою статую богини Афины для храма в Акрополе?
Говорить с этими людьми о неподкупной честности, о благородстве великого ваятеля Фидия не имело смысла. И Алкиной ответил коротко:
Афинские граждане всегда стояли за справедливость. Они не станут напрасно обвинять людей, преданных родине, в нечестных поступках!
Взволнованный и негодующий, Алкиной поспешил отойти от людей, не умевших ценить ничего, кроме денег и знатности рода.
Как могло случиться такое, что наш художник затесался в толпу бездельников, да еще вступил в спор с ними? с улыбкой спросил Пасион у подошедшего Алкиноя. Я давно следил за гобой, мастер, продолжал он, и заметил, что эти люди чем-то взволновали и расстроили тебя. Признавайся-ка откровенно: почему ты не отчитал их, как они того заслуживают?
Пожав плечами, Алкиной ничего не ответил горшечнику. Он все еще не мог прийти в себя от гнева.
Начавшаяся экклесия прервала разговор ремесленников. Поднявшись на камень, притан объявил решение суда о метэках Ясоне и Лисандре. Накануне в городе было так много разговоров о них, что присутствующие молча выслушали приговор и никто не захотел выступить публично.
При голосовании большинство бросило черные камешки (осуждения) в урну возле жертвенника. Оба этих человека приговором суда лишались имущества и высылались на жительство в колонии.
После этого объявили о введении в права наследства двух афинских граждан, имена которых все знали. Не делая перерыва, притан спросил собравшихся о желаний выступить с какими-либо вопросами общественного порядка.
И тотчас же на камень с трудом взобрался горбатый человек. С его худого лица угрюмо смотрели маленькие недобрые глаза. Он негромко сказал несколько слов притану.
Ты хочешь взять слово, Хризипп?
Дайте возможность говорить горбуну! послышались голоса в толпе.
Граждане! Лишите слова горбуна! послышался чей-то громкий голос с той стороны, где стояла молодежь. Хризипп начнет, как всегда, сыпать проклятиями и угрозами. Он не знает, на кого ему излить злобу за то, что боги лишили его красоты и наградили уродством.
Запретите, граждане, разевать рты безбородым! злобно отозвался горбун на выкрики молодежи.
Распорядитель развел руками ему в ответ:
Каждый гражданин архэ имеет право высказывать свое мнение. Лишать слова на народном собрании мы никого не можем.
С трудом был восстановлен порядок.
Говори, гражданин Хризипп! обратился притан к горбуну. Вот тебе венок
из миртовых листьев, протянул он Хризиппу пышный зеленый венок.
Хризипп надел его на голову и, напрягая голос, начал:
Я говорю не только за себя самого, граждане Афин. Я буду высказывать мнение демоса. Мы хотим высказать наше порицание Первому Стратегу. Действия его вредны для нашего архэ!
Ого! Смело говорит горбун! негромко сказал, обращаясь к соседу, один из ремесленников.
Ничего, Перикл сумеет оправдать свои поступки! Он твердо стоит на ногах, и врагам трудно положить его на лопатки! так же тихо ответил с улыбкой сосед.
Алкиной и друзья его пробрались поближе к камню, на котором говорил оратор.
Я обращаюсь к тебе, Первый Стратег! обернулся лицом Хризипп в ту сторону, где находились архонты и стратеги и где стоял Перикл. Боги даровали тебе власть и почет в Афинах. Но они позабыли наделить тебя даром бережливости. Ответствуй нам здесь, Перикл, кто дал тебе право расходовать с такой щедростью средства государства и союзников на строительство храмов в Афинах? Союзники наши ведь дали нам эти средства на защиту их от врага. А что делаешь ты? Вместо того чтобы надежно укреплять Афины и строить триеры , ты строишь роскошные храмы, ставишь в них статуи бессмертных богов из золота и слоновой кости, как видно забывая совсем, что на Афины надвигается страшное бедствие войны! А война уже несется к нам в Аттику из Пелопоннеса. Об этом знают все граждане Афин. Так где же твоя совесть, Первый наш Стратег, избранный народом? Где забота твоя о том, чтобы оградить родину от разорения врага? О чем же ты думаешь?