Сам, кто же еще
Здорово! сказал Федя с глубоким убеждением. Я так не смогу. А кто это рядом с медведем?
Василид покраснел от удовольствия.
Это человек божий Алексей, он в лесу жил, к нему все звери ходили, любили его Здесь он медведя кормит.
Понятно. А где у медведя вторая задняя лапа?
Как где? Она за первой спряталась.
Как же она могла спрятаться?
Вот чудак! Смотри! Василид отошел на несколько шагов. Если я боком к тебе встану, будет видна вторая нога?
И правда, не видно, согласился Федя.
На следующей картине была изображена лань с теленком у ручья. Теленок пил, а мать тревожно смотрела в сторону. Дальше следовали: рысь, притаившаяся на суку; караван ослов на горной дороге; кобылица с жеребенком, резвящимся на лугу.
Ты и коней рисовать умеешь!
удивился Федя. Слушай, взял бы и нарисовал красноармейца на коне, в буденовке, с саблей и пикой. Знаешь, как красиво может получиться!
Ладно, я попробую. Только у меня люди хуже выходят.
А ты людей учись рисовать, с ними интереснее будет.
Друзья уселись на камнях.
А вообще-то как дела? спросил Федя. Лицо Василида опечалилось.
Плохи дела.
А что?
Казначей на меня, видать, злобствует; если, не дай бог, что с отцом Георгием случится, съест он меня.
Ты, Василид, потерпи. Пока время голодное, здесь отсидись, а там что-нибудь придумаем. По новому декрету попам запрещено детей воспитывать: если невмоготу станет, всегда тебя можно забрать.
А куда я денусь? Пропаду я в миру: кругом безбожники, смеяться надо мной станут.
Да ты что! горячо воскликнул Федя. Мы с Аджином рядом будем пусть только посмеют тебя обидеть!
Василид слегка повеселел:
Ладно, там видно будет
А чего ваши попы не поделили? спросил Федя.
Не попы, а отец Георгий с святыми отцами, поправил недовольно Василид. Я же говорил, что отец Георгий хочет деньги на голодных пожертвовать, а Евлогий со своей шайкой тому противятся. По всему видать, замышляют что-то недоброе, смерти его жаждут. Василид понизил голос: Я тут кое-что узнал: деньги-то, о которых речь идет, не просто деньги, а целое сокровище.
Сокровище? Федя насторожился.
Да, сокровище, повторил Василид, придав как можно больше значительности своему лицу.
Может, пустяки какие-нибудь, безделушки?
Как бы не так! С чего бы тогда сыр-бор разгорелся. Мне сам отец Георгий рассказал: золото, серебро, драгоценности.
Откуда же оно взялось, сокровище?
Этого он не сказал. Знаю только, что давно это было.
А остальная братия про него знает?
Сомнительно. Как я смекаю, оно даже не записано нигде, а так, само по себе хранится.
Да, что-то здесь нечисто. А в ревкоме о нем знают?
Нет, конечно.
Вот здорово! вскричал Федя. Пойти в ревком да рассказать обо всем. Уж будь спокоен, там разберутся.
Нет, ты не горячись. Может, отец Георгий по-своему повернет, он что-то замышляет против своих недругов.
Ну ладно, подождем, неохотно согласился Федя. Он говорил так, словно был уже причастен к делу. Но ты следи за всем этим и, если что случится, мне сразу дай знать.
Василид спохватился:
Следить, говоришь? Да за мной самим уже следят!
Ишь ты С чего бы это?
Пока сам в толк не возьму. Может, на всякий случай, раз я при игумене состою.
Вот и хорошо! Они за тобой, а ты за ними следи. Кто кого перехитрит.
Василид довольно улыбнулся:
Я их теперь сколько угодно за нос водить могу. А когда надо будет, всегда убегу.
Не очень-то хорохорься, будь осторожен. Святые отцы шутить не станут, если дело золота касается.
И то, правда.
Василид стал собираться пора было вернуться к игумену.
Федя бросил последний взгляд на картины послушника. В глазах его мелькнула какая-то мысль.
Слушай, помедлив, сказал он. А ты бы мог с карточки портрет нарисовать?
Тебя, что ли?
Нет, не меня
Я же говорил, что людей еще плохо рисую.
Уж как получится Знаешь, чтобы тебе интереснее было, нарисуй ее с буйволенком.
Кого ее?
Потом скажу. Лицо у Феди порозовело.
Ладно, принеси карточку.
Василид проводил друга до монастырской стены. По дороге условились о ближайшей встрече.
Когда вихрастая Федина голова скрылась за стеной, Василид поспешил в келейную. За разговорами прошло немало времени. Беспокойство за здоровье игумена вернулось к послушнику, и он попенял себе за долгую отлучку.
Но то, что его ждало, превзошло все опасения. У лестницы, ведущей к покоям настоятеля, толпились иноки. Они разговаривали вполголоса, тревожно поглядывая на дверь келейной. При появлении Василида все молча расступились. Вне себя от мрачного предчувствия он взбежал по лестнице и распахнул дверь. И тут, словно его в грудь толкнули: в келейной сидел Евлогий.
Где тебя нечистый носит? злым шепотом спросил он. Владыко который раз уже спрашивал.
Василид рванулся было в покои.
Стой, посиди пока здесь, доктор там.
Они молча сидели рядом. От такого соседства мальчику было не по себе. Наконец доктор вышел. Евлогий остановил его и стал расспрашивать. Василид проскользнул в спальню игумена. Уже в приемной пахло лекарствами. Отец Георгий лежал в постели, рядом сидел брат милосердия. При появлении мальчика отец Георгий тихо сказал: