Федя схватил картуз и выбежал на улицу.
Мужчины, что были в этот час дома, выходили из калиток и устремлялись в сторону моря, на Приморскую улицу. По ней шла большая толпа горожан. Впереди с оркестром и знаменем ехал отряд конников. Из боковых улочек в процессию вливался народ, присоединялись завсегдатаи духанов и кофеен.
Впереди грянула песня:
«Хорошо бы встретить Аджина», подумал он и не успел оглянуться, как тот оказался рядом.
Куда все идут? спросил Федя.
Митинг будет, говорить будут
Митинг? По какому случаю?
Про голод говорить будут.
Федя начал догадываться. В последнее время все чаще упоминалось Поволжье. Газеты пока были редкостью, и толком мало кто знал, что там происходит.
За пределами города, от дороги полого поднимался безлесный участок горы, издавна служивший местом для народных собраний. У ее подножия рос вековой священный вяз, под сенью которого по обычаю заседал совет старейшин. Сейчас под деревом возвышался сколоченный из досок помост, а между ветвями протянулось кумачовое полотнище. На нем белой краской было написано: «Победили контрреволюцию,
победим и голод!»
Колонна, пришедшая с оркестром, разлилась по склону. Прибывали люди и поодиночке. В ожидании начала сидели на камнях, на земле. Многие пришли прямо с полей и стояли, опираясь на мотыги. Между взрослыми крутились дети: гонялись друг за другом, скакали, оседлав палки. Женщин почти не было, и Федя напрасно высматривал в толпе смуглое личико Асиды.
Места ближе к трибуне были уже заняты, но Аджин, усиленно работая локтями и увлекая за собой Федю, пробирался вперед до тех пор, пока какой-то усач не остановил его. Аджин не мог успокоиться и, как боевой конь, приплясывал от нетерпения на месте. Федя слушал и приглядывался ко всему вокруг. И вдруг Он толкнул приятеля локтем:
Смотри-ка туда
Впереди, возле высокой трибуны, примостился на камне тот самый мальчишка-послушник, с которым они познакомились возле монастырской стены. Сейчас он был в мирской одежде, его светлая голова выделялась среди черных шевелюр и папах.
А еще говорил, что его в город не отпускают, возмутился Аджин. Они решили не терять монашка из виду.
На трибуне появились люди. Из числа поднявшихся на помост вперед выступил видный абхазец в черкеске. Присмотревшись, Федя узнал в нем того человека, что остановил их потасовку с Аджином в злополучный день приезда. Федя запомнил его фамилию Лоуа.
Председатель ревкома поднял руку и, когда установилась относительная тишина, заговорил:
Добрый день, земляки, товарищи! Сегодня мы собрались здесь во второй раз после того, как добились свободы и равенства для угнетенных на своей земле. Многие наши соотечественники, ваши сыновья и братья, отдали жизнь во имя этой свободы. В наших отрядах «Киараз» сражались, как горные барсы, лучшие джигиты абхазцы. Но силы были неравны, мы были окружены бушующим морем контрреволюции. И тогда, отвечая на наш зов, через гранитные отроги Кавказа русский пролетариат протянул нам руку помощи. Одиннадцатая дивизия Красной Армии помогла красным партизанам смести с нашей земли князей, дворян, буржуев и их приспешников грузинских меньшевиков. Международный капитал потерпел еще одно поражение. Вот что значит пролетарская солидарность! Вот как поступают настоящие интернационалисты!
Председатель на секунду остановился: слишком много народу собралось на площади и ему до предела приходилось напрягать голос, чтобы быть услышанным в последних рядах.
Товарищи! продолжал Лоуа. Вы знаете, в какое трудное время мы живем. На Южном побережье Черного моря ждет случая вторгнуться на нашу землю армия барона Врангеля; в горах рыщет недобитая банда генерала Фостикова. Нам приходится вести борьбу с контрреволюцией, со спекуляцией и саботажем. Разоренное хозяйство оставило нам сбежавшее за море меньшевистское правительство. И все же наши трудности не столь велики по сравнению с теми, которые сейчас переживает Россия. В довершение ко всем испытаниям на русский народ обрушилось новое несчастье голод в Поволжье.
Лоуа продолжал говорить, но ему все больше мешал чей-то голос в толпе. Немалую часть собравшихся составляли люди европейского вида это были чиновники бывшей волостной администрации, владельцы городских магазинов и лавчонок, обитатели монастырской гостиницы. Они стояли несколько особняком, к ним жалась толпа паломников. Среди нее выделялся высокий костистый старик со встрепанной бородой и возбужденно блестевшими глазами. Он что-то говорил, обращаясь к окружающим, и вдруг, воспользовавшись паузой в речи председателя, вскочил на камень и выкрикнул в сторону трибуны:
За грехи господь карает, за грехи! Подняв посох и потрясая им, точно мечом, он продолжал выкрикивать с пророческим видом: Гласит «Второзаконие»: «Поразит тебя господь чахлостью, горячкою, воспалением, засухою, палящим ветром!» Никакими людскими силами не остановить гнев господень. Покайтесь в своих грехах, плачьте и молитесь!
Он слез с камня и пропал из виду. Толпа паломников одобрительно гудела. Лоуа поднял руку.