Сколько работы... негромко протянул Пашка.
Не понимаю, встряхнула головой Мэри, и её рыжие пряди полыхнули на выглянувшем из-за облачка солнце. В голосе звучала самая настоящая боль: Ну почему?! У нас всё не так... Чтобы у нас так лежали... Столько лет...
Чернобурка строго глянула на меня и чуть заметно двинула бровью. Да, мы к таким вопросам готовились, и вот время пришло.
Поверите, нет, Мэри, повернулся я к русистке, но у вас примерно так же: четверть погибших на той войне до сих пор не найдена. Просто наша четверть больше вашей раз в пятьдесят. Вот прямо тут, в лесах, что мы видим с этого холма, наших легло больше, чем ваших в Арденнах, Нормандии, Окинаве и Иводзиме вместе взятых. Собственно, тут я позволил себе грустно усмехнуться, в одной вот этой небольшой Новгородской области, через которую не пролегали направления главных ударов, наших погибло больше, чем американцев на всех фронтах Второй мировой. Причём заметно больше. Представьте, да?
В это... в это очень сложно поверить, побледнела Мэри.
Хотел бы я быть не прав, покивал я. Очень бы хотел...
Мэри медленно прошлась взглядом по лесам на горизонте, и вид у неё был такой, словно она впервые их увидела.
Всё равно не понимаю... повторила она потом и поглядела на меня так, будто боялась обидеть. Сколько времени прошло. Если бы такое было на нашей территории, то всех бы уже собрали.
Я досадливо поморщился:
Понимаете, тут на небольшой полосе фронт два года туда-сюда гулял. Вон там, за рекой, я указал на противоположный берег, на довоенной карте обозначен крупный посёлок. Сейчас там лес. Всё было уничтожено, полностью. Местных жителей на десятки километров вокруг почти не осталось. Потом эти места заселяли заново, и живым было не до мёртвых послевоенная жизнь была очень тяжёлой, с голодом. Да и мин в этих лесах хватало, только сойди с тропинки, и каюк... Лишь в пятидесятые кое-как разминировали, да и то не все.
Мэри стояла, склонив рыжую голову к плечу, словно ожидая услышать от меня что-то ещё, гораздо более важное. В горле у меня вдруг засаднило, и неожиданно для самого себя я плюнул на тщательно выверенные объяснения:
Но вы правы, так неверно... и, рубя воздух ладонью, отчеканил: Мы будем это исправлять.
Американка недоверчиво прищурилась.
Пашка, повернулся я к другу, одним нам здесь не справиться, надо народ поднимать. Так ведь, Светлана Витальевна?
Взгляд Чернобурки провалился куда-то вдаль:
Да, сказала она глухо и покивала чему-то, не ожидала я такого, честно... Совсем. Вернёмся, будем с товарищами обсуждать. Есть, о чём поговорить.
Хорошо, я ещё раз порадовался её правильным реакциям. Повезло мне с ней, повезло. Ну, а я по линии райкомов пойду: надо военно-исторический клуб делать. Помещения выделять, музей организовывать, шефов искать... В следующем году из других школ и институтов участников в экспедицию набрать.
Мэри решительно отбросила гильзы в сторону.
Эх... А я бы тоже приехала, если бы разрешили.
Чернобурка внимательно посмотрела на неё.
Мы подумаем, сказала мягко.
Если все вместе возьмёмся, в разговор, возбуждённо поблёскивая глазами, влез Паштет, за пять лет леса вычистим!
Я промолчал. Пусть пока думает так. Пусть. Главное начать.
Ну что, повернулся к притихшим девчонкам, погнали назад? А то там голодные дежурные и наш завтрак... Как бы чего нехорошего не вышло.
Вокруг понимающе заулыбались. Лёгкое напряжение, начавшее было витать над нами, тут же разошлось без следа. Назад мы бежали с шутками, а под конец наперегонки.
Да, голод нас спасал. Голод и усталость. Тень истории, в этих местах густая до неподъёмности,
методично плющила благополучных городских детей. Парни ходили промеж деревьев задумчивые, девчонки нарыдались за работой, и та же Мэри не раз и не два оросила слезами вовремя подсунутое плечо Арлена. Но возвращаясь в лагерь, мы думали не о костяной ноше в клеёнчатых мешках, а о густом нажористом супчике из тушёнки, лапши и картохи. Потом, разморённые теплом, идущим от побагровевших брёвен, гоняли крепкий переслащённый чаёк с дымком и добирались ломтями черняшки с салом. Ветерок лениво теребил над штабной палаткой отрядный вымпел с журавлём; тихо бренчал что-то сам себе на гитаре приданный нам фельдшер, настолько ладный и пригожий, что я было заподозрил в нём ещё одного «ворона»; в ближнем перелеске сухо постукивали ветви, а в берёзовых стволах вовсю шло тайное движение соков.
Жизнь неизменно брала вверх над смертью. Казалось, что так будет вечно.
Глава 1
Новгородская область, окрестности деревни Висючий Бор
Cо своей рыжей действительностью Мэри примирилась не сразу. В детстве эти цвета в зеркале были привычны, как мамина улыбка поутру, но потом девчонка пошла в рост и стала подолгу с подозрением изучать в трюмо свой носик он был тонок, чуть вздёрнут и очень, очень конопат. Впрочем, скулам, лбу, шее от солнца всему досталось.
Этот интерес, порой дораставший до болезненного, ушёл, лишь стоило ей пересесть со школьного автобуса в разрисованный фургончик с портретом президента Пигасуса[1] на капоте. Два года на стоянках с типи-вигвамами дали ей немало, впрочем, немало и забрав взамен хотя последнее она поняла заметно позже. Но приобретённая уверенность осталась, и на своё отражение Мэри смотрела теперь чуть ли не с благодушием.