Мы должны были коснуться хотя поверхностно сих, впрочем, чуждых предмету предлагаемой книги сторон французской словесности единственно для связного приступа к ней в отношении к наукам военным и, особенно, к стратегии, в коих без знания французского языка не более обойтись можно, как при основательно изучении римского права без латинского. Кто не знает, что на одном французском языке можно найти подлинные акты правительственные, деловые и ученые в полной и систематической их совокупности для изучения всего хода нового военного искусства с начала революции через все поприще славы французского воинства и небесславных его злополучий? Кому неизвестно, что на одном французском языке можно основательно изучить ту отвлеченную часть сего единственного в летописях мира периода, из коей гении отличнейшие составили тот систематический свод опытов, который называется высшею военною наукою? Кому неизвестно, что у французов сия теория раскрыта и дополнена в ее приложении к славным опытам (почти 40 лет) отличнейшими полководцами в бесчисленных рассуждениях, записках и, наконец, в бескорыстном суждении и некоторых важных признаниях того, который затмил всех бывших до него полководцев (имеется в виду Наполеон Бонапарт прим. мое, Е.П.) и в заточении своем среди океана не имел уже надобности скрывать истину, поколику сам понимал ее. Сии сокровища воинской учености, литературы и опыта все на французском языке: и по необъятности их множеству не могут быть переведены одним лицом, ибо для совершения труда сего не стало бы целой жизни. Сверх того все науки и сведения вспомогательныя, особенно же в опытном их приложении на прим.: география с нужной частью походной геогнозии, гидравлики и ботаники; топография в ея соединении с необходимостью и, так сказать, походною же частью наблюдательной астрономии ни на каком другом языке не могут быть найдены в лучших источниках, в опытах искушенных на большем размере, в методиках легчайших и удобнейших ко всеобщему употреблению.
<> У французов всякое новое ученое открытие или усовершенствование изготовляется немедленно в разнообразных видах к употреблению общественному, с приспособлением его к различной мере сведений и потребностей каждого, тотчас делается собственностью всех классов граждан и правительства усовершая разныя части государственного управления, финансы; войско, торговля, фабрики и промышленность тотчас могут пользоваться открытием не мечтательным, но опытным и готовым для их потребности».99
И так далее еще три страницы!
Собственно, что еще нужно знать о России, Франции и языке обеих стран? И, я подчеркну, это написано уже в 1841 году! В 1812 г. уровень развития России был еще ниже. И что же: от всей этой учености и пользы, от всего этого здравого смысла стоит ли обороняться? Французы враги? Кто враги личности, которая хочет учиться, развиваться и тем способствовать процветанию своего народа? Уж точно не французы! Скорее, это те, кто уже двести лет назад кликушествовали призывали замкнуться, забаррикадироваться в невежестве и отсталости, законсервировать это убогое состояние и кичиться подобной неказистой и
тупой позой. С сожалением признаем, что подобные агрессивные «ископаемые» дожили и до дня сегодняшнего: они и сейчас кричат демагогические лозунги о «возврате к истокам» и отказу от западных слов и просвещения, они снова пережевывают копролиты местной казенной идеологии. Кстати, о словах: далее по тексту переводчик признает, что в русском языке просто-напросто не существует большинства слов, относящихся к военной науке поэтому он вынужден их полностью заимствовать из французского языка! А сегодня этими «вражескими» терминами нагло жонглируют пропагандисты бюджетного псевдопатриотизма. Повторюсь: если бы Петр I не завез в страну науку и целую концепцию западной цивилизации, то России бы в нынешнем виде не существовало.
Даже историческую географию в России изучали по французским фолиантам главный из которых: [Ласказ, Э.О.Д.] Исторический, генеалогический, хронологический, географический атлас г. Лесажа / перевод Е.М. Шаврова. СПб.: [Печатано при Имп. Академии наук], [18091812]. [4] с., 33 табл. в разворот, раскр. акварелью. 57 х 38,5 см. Ценз. разрешение: 20 сент. 1809 г. В нижней части каждой таблицы указаны выходные данные: табл. 19 отпечатаны в 1810 г., табл. 1020 отпечатаны в 1811 г., табл. 2133 отпечатаны в 1812 г. Я напомню: граф Эммануэль Огюстен де Лас Каз (17661842) французский картограф, секретарь Наполеона во время ссылки на о. Святой Елены, автор прославленных воспоминаний о нем.
Еще один факт: когда в 1855 году генерал А.П. Ермолов (17771861) продал свое универсальное книжное собрание Московскому университету, в нем было около 7800 томов книг по истории, философии, искусству, военному искусству, но в основном на французском, итальянском, английском, немецком языках.100
Вместе с современным исследователем В. Сомовым окунемся в мир французской книги в русских собраниях:
«Постепенно завоевывая русского читателя, французские книги к концу XVIII века преобладали в коллекциях императорской семьи, библиотеках высшей знати и столичного дворянства, причем преобладали даже над русскими. Они были хорошо представлены в библиотеках общественного пользования, например в Кадетском корпусе, Академии художеств, Вольном экономическом обществе, и по-прежнему поступали в Академию наук. Богатейшее собрание французской книги поступило в Петербург в 1795 в составе перевезенной из Варшавы библиотеки Залусских, положенной в основу Императорской публичной библиотеки. Екатерина II, регулярно приобретая новые книги и целые коллекции, купила такие сокровища французской культуры, как библиотеки Вольтера и Дидро, которые были размещены в Зимнем дворце, в Эрмитаже. В середине XIX века, когда множество иностранных книг было передано в Публичную библиотеку, все вольтеровское собрание и, видимо, большинство книг из библиотеки Дидро, также поступило сюда.