Оставшись вдвоем, Лобов и Тихон долго молчали. Многое прояснилось после этого допроса.
Ладно, с Перовым разберемся потом, первым заговорил чекист. А с монастырем надо решать сейчас. Все ниточки ведут туда, какую ни потянешь: Перов там с Перхуровым встречался, Толканов инструкции получал.
Послать отряд, взять святую обитель штурмом.
Вспомни показания Перова в мятеж в монастыре был тыловой штаб. Незваных гостей могут встретить хорошей порцией свинца. А если там никого нет попы шум поднимут: большевики святые храмы оскверняют.
Как же быть?
Разведчиков надо туда. Узнать сначала, что к чему.
Пошлите меня, сразу вызвался Тихон. Прикинусь хворым сынком крепкого хозяина и с богом. Сейчас момент-то уж больно удобный праздник Волжской Богоматери. С толпой верующих и проникну в монастырь. Вот только деньги потребуются на всякие свечки, подношения
Это не проблема: деньгами снабдим. Лишь бы толк был. А задумано хорошо.
Значит, договорились? обрадовался Тихон. Завтра и выйду.
Больно ты скор, подготовиться надо. И тревожит меня алумовский осведомитель, как бы он не предупредил монастырскую братию Ладно, рискнем, согласился Лобов. О том, что ты в монастыре, будут знать только я и Резов. Остальным скажем вызвали тебя в Губчека. Разузнай, каких чертей пригрела святая обитель
Монастырь
какие порядки.
В школе на уроках Закона Божьего учил когда-то Тихон и молитвы, и заповеди, а теперь их из головы словно метлой вымело. Пришлось отыскать потрепанный Катехизис, которым бил Тихона по голове за баловство отец Василий преподаватель Закона Божьего, заново выучить «Отче наш».
Лобов откуда-то принес котомку с веревочными лямками, в ней ситцевая рубаха, кусок ветчины домашнего копчения и целый каравай подового ржаного хлеба, какого Тихон уже давно и во рту не держал.
Обувку и штаны свои наденешь, придирчиво оглядел их Лобов. Потом достал из кармана слежавшийся листок метрическую выписку из церковной приходской книги. Это твой документ. Вызубри и забудь, что ты Тихон Вагин. Разбудят тебя ночь-полночь, ты Алексей Кузьмин из села Петровское Ростовского уезда. Отец твой Никита Аверьяныч держал скобяную лавку, приторговывал хлебом и скотом. Мать Евдокия Васильевна из мещан Молись усердно, но держись с достоинством, ты как-никак наследник отцовского дела!.. А вот тебе мамкино и тятькино благословение крестик кипарисовый из святого Афонского монастыря!..
Несколько раз гонял Лобов Тихона по новой, придуманной для него биографии.
И о монастыре Тихон многое узнал. Кому угодно, хоть самому настоятелю, мог рассказать его историю. А рассказать было что монастырю шестьсот лет исполнилось. И все эти годы князья да цари наделяли его земельными угодиями, драгоценными подарками.
И недаром раскошеливались расплачивались монахи усердной службой, вбивали в мозги простому народу, что царь Помазанник Божий, потому верить и подчиняться ему надо безропотно.
О многом бы поведал Тихон богомольцам, вместе в которыми пыльной, истоптанной тысячами ног дорогой брел к монастырю, повесив на посошок свои австрийские ботинки. О том, как весной восемнадцатого года монахи подняли кулаков и зажиточных крестьян окрестных сел на восстание; как во время мятежа попы пулеметами косили рабочих и красноармейцев с колоколен Владимирской и Богоявленской церквей города; как родилась тогда пословица: «Что ни попик пулеметик».
Но молчит Тихон, а вернее Алексей Кузьмин. Поглядывает на небо не застанет ли на дороге дождичек, прислушивается к разговорам попутчиков-богомольцев.
Брело их в монастырь много, а разговоры всё одни и те же о чудесах, которые творила икона Волжской Божьей Матери. То слепой, приложившись к ней, исцелился-прозрел; то калека вдруг бросил костыли и пошел быстрей здорового; то горбатый выпрямился. А одного маловера, кривого мужика, чуть не избили.
Благостно вздыхал Алексей Кузьмин, поджимал губы, крестился.
Монастырь как крепость. Толстенные каменные стены длиной чуть не в два километра, на девяти углах башни с бойницами. У стен крестьянские подводы, у ворот нищие и калеки милостыню собирают, тут же два монаха-привратника за порядком следят. Вплотную к монастырской стене кедровая роща подступает, в ней затянутые изумрудной ряской пруды.
Вспомнил Тихон: на одном из могучих кедров и нашли икону Волжской Богоматери, поклоняться которой толпами шли верующие. Представил, как, путаясь в долгополых рясах, монахи втаскивают на кедр тяжеленную икону, и чуть не прыснул от смеха, едва удержался.
Монастырское подворье широкое, кроме центрального храма еще три церкви, две часовни стоят. У храма, где икона Пресвятой Волжской Богоматери, на паперти нищих больше, чем у ворот. Тянут руки почти к самому лицу, друг друга отталкивают, ругаются.
Тихон скупо подал милостыню, пока вошел в храм и пинков, и толчков от богомольцев натерпелся. И в самом храме теснота локтя не просунуть. Душно, приторно пахнет расплавленным воском и потом. Люди бормочут молитвы, кряхтят от давки.
«Алчущим читательница, странным утешение, обидимых от обид и бед избавляющая» тянет молитву чернобородый поп.