Успокоились? Вот и славно, пробормотал я, продолжая резать картофель, стараясь делать ломтики как можно тоньше и ровнее. Вскоре нужно будет заняться соусом. Может быть, что-нибудь сливочное с чесноком?
Экран теперь демонстрировал, как один из охотников, уже без прежнего пыла в глазах, уселся на пол и пригорюнился. Кажется, доходит. Или хотя бы начинает доходить.
Когда я закончил с подготовкой ингредиентов, аккуратно разложив всё по противню, приправив, сбрызнув соусом и отправив в духовку, можно было наконец-то расслабиться. Щёлкнув пальцами, я передал дальнейшую судьбу ужина в заботливые «лапы» духовки. Её равномерное свечение действовало успокаивающе, почти гипнотически.
На фоне этого домашнего уюта, едва различимого запаха чеснока и пряностей, которые начинали заполнять помещение, стало заметно: охотники, наконец-то, стихли. Как отрезало. Ни криков, ни ругани, ни очередных попыток сорваться с места или устроить бунт. Да и собственно а зачем они вообще за пределы круга разбегались? Там же сплошные стены, а за ними и вообще всепоглощающее ничто. Там, за стенами, в прямом смысле этого слова, топология заканчивается.
В общем, затихли. Впрочем, это было неудивительно. Один из них самый упертый, самый амбициозный, тот, кто до последнего верил, что система даст сбой, успел выскочить за пределы ограничивающего круга целых семь раз. Семь! И каждый раз возвращался всё более бледным, задыхающимся, сбитым с толку. В сумме он провёл в вакууме, во тьме и тишине, две минуты. Без опоры, без контроля, без понимания. Холодная, равнодушная пустота оказалась куда убедительнее любых слов и доводов.
К тому моменту, когда Саэко наконец-то нашла в себе решимость и громко, почти срываясь, прокричала просьбу о встрече, я уже спокойно извлек из духовки противень и раскладывал ароматное блюдо по тарелкам. Слегка подрумяненные куски мяса, хрустящая корочка, золотистый картофель, пряный соус всё это выглядело весьма аппетитно.
И снова здравствуй, сказал я, не оборачиваясь сразу к перемещенной порталом девушке. Подхватив одну из тарелок, я не стал садиться за стол, а просто плюхнулся на диван, устроившись поудобнее. В одной руке тарелка, в другой вилка, а, напротив стояла она Саэко. Посерьёзневшая, напряжённая, и, судя по выражению лица, одновременно растерянная и раздраженная. Стандартная арестантская роба и мой пофигистический настрой не добавляли ей уверенности. Было видно, что где-то там, внутри, это всё та же испуганная школьница, которая пыталась как-то выживать в этом мире.
Хватай тарелку и присоединяйся, махнул я в сторону стола.
Она подошла медленно, сдержанно, и села не рядом, как когда-то давно (месяц назад по моему времени), а за кухонный стол чуть поодаль. Села тихо, как будто боялась шумом
стула нарушить напряжённую атмосферу.
Мистер Кот, ты перегнул палку, произнесла она негромко, почти шёпотом, но с явной уверенностью в своей правоте. И тут же, будто для равновесия, взяла вилку и попробовала еду.
Да, с чесноком я и в самом деле переборщил, ответил я, не глядя, сосредоточившись на том, как хрустит корочка. В самом деле, перебор нос ощутимо пощипывало. Но всё одно получилось очень вкусно.
Я не про еду, Саэко нахмурилась. Я про твои действия.
Её голос звучал серьёзно, но не обвиняюще. Скорее, растерянно. Как у человека, который сам не до конца уверен, что не прав, но чувствует что-то пошло не так.
В этот момент мне отчего-то вспомнилась карикатура с почтальоном Печкиным и этим его знаменитым: «Я ведь почему раньше злым был?»
Сделал ленивый взмах рукой, и рядом с нами в воздухе тут же возникла голографическая проекция полупрозрачный прямоугольник с видеозаписью. На экране началась проигрываться та самая сцена с моими первыми, задержанными в парке отморозками. Сначала сам факт преступления, затем та часть, где на меня напали и задержанных стало на одного меньше, затем та часть, где я говорю, что надо сделать и, как вишенка на торте, та самая кровавая сцена, когда те трое смогли выбежать на границы парка и Пуф!
Как видишь, сказал я, не отрываясь от еды, я учитываю конструктивную критику. Теперь никто не взрывается, как пиньята. Всё стало куда гуманнее.
Проекция продолжала проигрывать фрагмент. Без звука. Только движущиеся тела, напряжённые лица
Саэко молчала. Она смотрела в экран, но, казалось, видела не столько то, что происходило на записи, сколько то, что за этим стояло. Молча пыталась переварить увиденное и услышанное. А я ел. Тоже молча, спокойно, как человек, который не жалеет ни о своих действиях, ни о чесноке которого в самом деле положил избыточное количество.
=*=
Рассказ Саэко получился обстоятельным. Подробным, уверенным и, на первый взгляд, вполне стройным. Вроде бы всё логично, последовательно, даже убедительно если, конечно, не углубляться. Но стоило хоть немного включить критическое мышление, вспомнить азы физики, или, на худой конец, школьный курс естествознания, как рассказ начинал трещать по швам. На каждый её тезис рождались не просто вопросы, а целые рои вопросов назойливых, зудящих, выстраивающихся в длинные цепочки: «а как тогда работает это?», «почему не случилось вот того?» и «на основании чего сделан такой вывод?». Чем дольше я переваривал сказанное, тем сильнее ощущал, что передо мной вовсе не стройная картина мира, а некая мифология, созданная постфактум как попытка хоть как-то объяснить необъяснимое.