На работу или по бабам?
Он специально встал против солнца, подумал я. Точнее, он это сделал не думая, инстинктивно. Просто занял самую выгодную позицию: спину прикрывает бронированный бок Хама, сам он находится в тени, а тот, кто приближается, будет плохо видеть
Первое, открыв дверь, я вспрыгнул на высокое сиденье.
Дверь с пассажирской стороны тоже хлопнула.
Семёныч, ты чего? я удивился. Нет, я далёк от мысли, что ему неизвестен род нашей деятельности. Но ЗАЧЕМ?
Давно я в Питере не бывал, ответил тот и улыбнулся. Хотелось бы оглядеться. Ты не против?
Да пожалуйста, я завёл двигатель.
Чтоб ты знал: если б ты не согласился, я бы всё равно с тобой поехал.
Кто б сомневался, опять он меня разозлил.
И не разозлил даже, а так
Когда ковыряешь пинцетом в ране, чтобы пулю достать. И больно зверски, и всё равно понимаешь: ковырять придётся.
Выехав на проспект, я дал по газам. Дело к вечеру, скоро пробки начнутся. Хорошо, конечно, что Котов нам с Алексом разрешение на мигалку выправил, и пропуск на все случаи жизни.
Но когда стадо стоит плотно, бампер в бампер, мигай не мигай, всё равно не проедешь.
Отвлёкшись, я потыкал в навигатор сколько до неё ехать, до этой улицы Руставели?
Маршрут построен, сказал навигатор нежным голосом. До нужного Вам адреса сорок четыре минуты пути.
Твою дивизию.
А я думал, вы сторонники ночных экскурсий, подал голос Семёныч.
Покой нам только снится.
Он не отреагировал смотрел в окно. Так смотрит праздный турист, который видит город в первый раз, и всё ему ново, всё интересно.
Давно не был? спросил я минут через десять.
Он так и остался в своём плаще, под которым проглядывал старенький тельник с спущенными петлями и брезентовые штаны, заправленные в кирзовые, с обрезанными голенищами, сапоги.
Лет сорок, откликнулся он. Да и вообще, я Москву предпочитаю.
Что так?
Меньше сырости.
Я думал, ты воду любишь.
Вода и сырость две большие разницы.
Разговор вновь оборвался. Ну не знал я, о чём с ним говорить. С одной стороны пиетет. С другой, за последние годы я как-то уже привык к легендарным личностям, притерпелся.
Михал Афанасьич, один, чего стоит.
Мы к нему в гости ездили: живёт себе на Урале, в тайге. Дом у него хороший, с удобствами. Медведь ручной. И ульи.
Я тогда столько о пчёлах узнал, не представлял даже, насколько они интересные. А впрочем, это смотря, кто рассказывает.
В детстве, когда я его «записки доктора» читал, находил у себя все описываемые болезни. Вплоть до сифилиса такова сила убеждения.
Сашхен, вдруг сказал Семёныч.
Что?
Смешное имя. Бабское. Шерочка с Машерочкой.
Он не пристёгнут, как-то отстранённо думал я. Если я сейчас дам по тормозам, воткнётся в торпеду, как миленький. А в Хаме она высокая, угловатая Хана переносице.
Это не я придумал. Алекс так меня назвал, вот и приклеилось.
Он может, покладисто согласился Семёныч. Язык у нашего Алекса что золотое помело.
Я рассмеялся. Тут он точно подметил: шеф как что ляпнет, так оно и остаётся. В веках.
Наконец навигатор вывел нас на улицу Руставели. Как это там: щедрость слава государей, и владетелей основа
Дома здесь были сплошь новые, стандартной постройки: девять этажей, на первом магазины, крыша плоская, с антеннами. Хотя кому сейчас эти антенны сдались чёрт знает. Всё ж через интернет.
А вот и сквер имени известного писателя Я притормозил у поребрика.
Пустовато как-то. Травка по весеннему времени зелёная, но кусты всё ещё стоят голышом, а больше ничего и нет. Простреливается, как бездарно выбранная позиция.
В центре детская площадка. Горка, качели, лавочки для мамаш Что характерно: время самое послеобеденное гуляй, не хочу. Солнышко светит, ветерок такой ласковый. А здесь ни души.
Поставив ногу на ступеньку, я высунулся из Хама и принюхался.
Сразу захотелось прочистить нос и промыть холодной водой, желательно с солью.
И кто тут у нас сдох? Семёныч уже стоял на травке, победительно оглядывая пустой сквер.
Если б сдох это ещё полбеды.
Я посмотрел в сторону домов. Один стоял с краю, и выделялся тем, что имел пятнадцать, а не девять этажей. Вот он-то мне и не нравился. Не так что-то было с этим домом, клык даю.
Открыв багажник, я заглянул в тёмное, уставленное баулами, кофрами и сумками нутро.
Сумки нам делали на заказ: чтобы обыватели ни за что не догадались, что в них оружие. Весёленькая расцветка, яркие наклейки, даже сама их форма ничем не напоминала оружейные чехлы.
Диспетчер сказал: бери всё, что есть.
Ассегай за спину, рукояткой вверх. Ещё Ремингтон, крупный калибр всегда в теме. Мешочки с солью, гранаты с нитратом серебра, набор колов в перевязи
Всё, я готов.
Семёныч смотрел на мои сборы скептически. А потом спросил:
Ты в таком виде хочешь людям на глаза показаться?
Бросив взгляд на своё отражение в боку Хама, я усмехнулся. Коммандос из дешевого боевика, Шварц отдыхает.
А потом сложил мудру.
Так пойдёт?
Отражение преобразилось в обыкновенного парня, в худи с капюшоном, узких джинсах и кроссовках.
Силён, брат.
Семёныч уважительно присвистнул.
Ладно, я быстро, я попытался захлопнуть багажник.
Погодь, шкипер перехватил мою руку, я вновь ощутил, какая жесткая у него ладонь. А как же я?.. В смысле, мне-то что с собой брать?