Этот лёд прочно угнездился внутри и не покидал меня всю дорогу до места, где мне предстояло провести следующие четыре года, и после, уже среди несчастных женщин, одетых в одинаковую серую одежду, он тоже и не думал таять.
Я ходила, что-то ела, училась шить на машинке и даже отвечала, если кому-то приходило в голову со мной поговорить, но не чувствовала ничего и отказывалась верить, что происходящее реально.
Мне все время казалось, что я вот-вот проснусь вся мокрая от холодного пота и от слез, мы обсудим с Денисом и Наткой мой жутко реалистичный затянувшийся кошмар, и все вернётся на круги своя, но проходил день за днём, а страшный сон все никак не заканчивался.
Лёд дал трещину в конце сентября. Прошел почти месяц с тех пор, как казенные стены колонии поглотили меня, и даже успели переварить, вылепив из некогда жизнерадостной девушки безмолвное смиренное существо.
Я, как всегда, проснулась по сигналу, безропотно поднялась и, вдруг, почувствовала сильный приступ тошноты.
Ого, Дубровкина, вот это тебя крутит! присвистнула старшая по казарме Оля Мелех, ставшая свидетельницей моих страданий над унитазом. Слышь, малая, а ты у нас не того? Не залетела, часом?
Я, задыхаясь от спазмов в желудке, отрицательно покрутила головой, а Мелех
скептически скривила уголок рта и, перед тем как выйти из санузла, бросила:
Ты к медичке-то загляни на днях, сдается мне, сюрприз будет.
Тогда я не приняла слова Ольги всерьез, списала тошноту на отравление, хотя чем в тюремной столовой можно отравиться? Супы да каши всем из одних кастрюль раздают и никто кроме меня с унитазом не обнимается.
Правда, на следующий день я услышала похожие звуки в туалете и, заглянув в санузел, увидела молодую девушку, мою ровесницу, умывающуюся холодной водой и тяжело вздыхающую, почти плачущую. Кажется, ее звали Мариной, мы с ней попали сюда одновременно. Я ее постоянно видела в столовой и в швейном цеху, но общаться нам ранее не доводилось.
Ты тоже отравилась? неизвестно чему обрадовалась я, втайне надеясь, что вот оно доказательство, не одна я такая со слабым желудком.
Значит, всё-таки дело в некачественной пище, а не в предположении Ольги, от которого мне до сих пор не по себе.
Девушка выключила воду, протёрла лицо влажными руками и повернулась ко мне, спиной облокачиваясь о старый эмалированный умывальник, а я отметила, какая она молодая и красивая, просто куколка с гладкой кожей, ровными белыми зубами и огромными серыми глазами. Правда, измученная, но тут все новенькие первоходки такие, включая меня.
Девушка смотрела прямо и так печально, что даже моему заледеневшему сердцу стало не по себе, а ещё я поняла, что Марина не горит желанием общаться. Не удивительно, я и сама такая же, поэтому, больше ничего не спрашивая, прошла к рукомойнику и подставила ладони под ледяную воду.
Шум воды заглушил посторонние звуки, отрезал от внешнего мира, и я привычно погрузилась во внутренние переживания, подумав, что девушка ушла. Тем неожиданнее ее слова ударили в спину нескрываемой горечью и болью:
Нет, это не отравление. Я беременна.
Шок, отрицание, недоверие, боль и робкая тайная радость?
Да ладно тебе Ты-то что так расстроилась? Марина истолковала мой ошарашенный вид по-своему. А вот мне теперь что делать, не знаю
Резиновые шлепки звонко застучали по кафельному полу и стихли у забранного решеткой окна, Марина уселась на облупленный широкий подоконник.
Я примостилась рядом на краешек, прислушиваясь к внутренним ощущениям и пытаясь понять, неужели и во мне поселился маленький человечек, новая жизнь, частица Дениса, который уже три месяца спит в реанимации городской больницы и никак не может сбросить с себя сонные оковы?
Из-за ужасных событий последних месяцев я совершенно не обращала внимания на собственное здоровье и не могла определенно сказать, когда последний раз у меня были женские дни. Кажется, в прошлом месяце Или в позапрошлом? Хоть убей, не помню.
До последнего надеялась, что обойдется, Марина смотрела в окно, но, кажется, видела там не безликий тюремный двор, а что-то иное, вызывающее тревожащие воспоминания. Рука девушки неосознанно легла на совершенно плоский живот, и я машинально повторила ее жест. А оно вон как вышло Первая мысль была уберу, не буду оставлять, ну куда мне? А в медблок пришла, врачиха посмотрела, одиннадцать недель, говорит, и спрашивает оставляем или как? Только учти, говорит, одиннадцать, это почти три месяца, он уже сформирован. Маленький человечек И я сразу представила настоящего малыша, уже рождённого. Веришь, поняла не смогу. Будь, что будет, но не смогу вот так
Марина тихим голосом изливала душу, а мне казалось, что это я говорю, настолько ее мысли были схожи с моими. Я ведь тоже не решусь отнять едва зародившуюся жизнь не смотря ни на что. Пусть трудно и даже эгоистично, но как есть.
Вы чО тут застряли, икристые? Ещё не все кишки прополоскали? В санузел заглянула Мелех, оценила наши понурые фигуры на подоконнике и велела пошевеливаться. Давно Лютую в боевой форме не наблюдали? А ну марш на построение! Мне из-за вас люлей получать не улыбается!