4.
Витька удивил. Он так ждал этого «вылупка». Ждал Требухашку-вонючку больше, чем я. Он так радовался, когда тот наконец родился, и так нежно смотрел на него. Я был уверен, что теперь он точно не уедет и останется ещё хоть на месяц. Кто-то ведь должен мне помочь вынянчить этого монстра? А кто, если не лучший друг? Но, как говорится, «если друг оказался вдруг»
Уезжаешь? спросил я, не глядя ему в лицо.
Д-да, подтвердил бывший друг, пряча взгляд.
Когда?
С-с-с-с-сегодня, старательно просвистел «соловей».
Ясно. Кидаешь, значит.
Мне н-н-н-адо, простонал он. Точнее, проблеял. Захотелось вклеить так, чтобы навсегда вылечить от заикания. Конечно, я сдержался. С-сила воли.
Много оно перьев жрёт? кивнул я на червяка.
Д-до хрена. В два раза б-быстрее, чем раньше.
Значит, ночью на вылазку?
Витька кивнул. Я сделал озабоченное лицо и вздохнул.
Как же я новорожденного одного дома оставлю?
Витька слушал внимательно, а я продолжил.
А если он огнём дышать начнёт и квартиру мне сожжёт? А если форточка откроется, он простудится на сквозняке и умрёт? А если крылья прорежутся, и он в окно вылетит и потеряется в парке? А если упадёт со стола и шею себе сломает? Вот незадача, что же делать-то?
Я задумался.
Может, соседа попросить посидеть с монстром? Дядька Андрей, он вроде ничего. Я ему всё объясню, даже подружимся. А Требухашка будет его «мамой» называть и на плече сидеть. Ладно, езжай, разберусь как-нибудь с помощью настоящих друзей. Только провожать не буду, сам понимаешь, маленького оставлять нельзя ему ещё и дня не исполнилось.
Витька размышлял так старательно, что шестерёнки в башке его, наверное, раскрутились до космической скорости. И хочется, и колется. И рыбку хочется съесть, и так далее
Н-н-н
Что? Говори медленнее, я не понимаю.
Останусь до завтра. Но завтра точно уеду. Мне н-надо.
Это хорошо. Время выиграл, а дальше будет видно. Надурить Витьку-заику как два пальца.
5.
Витька целый день убирал, куховарил делал всё, чтобы не разговаривать со мной. Я общался с Требухашкой. Пытался наладить контакт. Пытался понять, почему эта тварь так мне опротивела. То ли из-за того, что жизнь мне испортила, то ли из-за мерзкого запаха, то ли из-за отвратительного вида. Пока оно не вылупилось, я был настроен более позитивно, толерантный, как политический американец. Теперь же хотел выбросить эту тварь через окно.
И если бы не боялся, что она вернётся, так бы и сделал. Вот выкинешь, а она белёсые, почти прозрачные, перепончатые крылья расправит и улетит. А ночью вернётся. Только вернётся уже с зубами, когтями и противным визгом. А может, выводок с собой притащит таких же кровожадных уродов. И полетят мои клочки по закоулочкам. Не нравится картинка.
Буду действовать по обстоятельствам. Работаем по плану, как и хотели, а дальше поглядим. А вдруг оно само сдохнет от непереносимости лактозы или, не знаю, от местной радиации. Тараканы ведь все вымерли, хотя говорили, что они могут атомную войну пережить. Фиг там, двуногие всё как были, так и есть, а усатые ушли в неизвестном направлении.
Последний раз тараканов я видел в детстве. Их ещё мама боялась. А отец включал свет ночью на кухне, брал тапки в руки как два пистолета и заходил туда, как заправский ковбой. Коричневые ублюдки разбегались в стороны, шевеля усами. Их так много десятки, сотни. И только слышно: «бах», «бах», «бах» бьют орудия, не оставляя тараканам шанса. Большинство уходило от смерти, но десятки оставались раздавленными коричневыми каплями на столешнице, полу, мягкой части тапок. Размазанные по плитке и побелке это все, кого настигают смертоносные тапки.
О чём ты думаешь?
Что?
Я оборачиваюсь и вижу, что Витька смотрит на меня как-то по-особенному, внимательно. В одной руке у него мочалка, вся в мыльной пене, а в другой недомытая кастрюля, с которой капает на пол. Но он глядит на меня, а не на неё.
Ты так смотришь на Требухашку. Улыбаешься и смотришь. Улыбаешься и смотришь. Как будто-то видишь что-то и хочешь что-то нехорошее, но очень тебе приятное, сделать.
А ты заикаться перестал.
Витька замолкает и краснеет, будто я поймал его на горячем. Теперь он молчит и больше не высказывает мне свои претензии.
Я осторожно протягиваю руку и одним пальцем дотрагиваюсь до тельца существа оно холодное, сухое на ощупь и невероятно противное.
Просто думаю, что это передо мной.
Т-требухашка, подсказывает Витька.
Думаешь? Я совсем не таким его запомнил.
М-маленький, говорит друг и тоже протягивает руку, осторожно гладя червяка, маленький, н-новорожденный. Он превратится в б-б-бабочку.
Ясно. Я спать. Вечером на охоту. Мы маленькие дети, нам хочется гулять. Смотри, чтобы новорождённый тебя не сожрал.
Но сначала я сходил в душ. Спина чесалась от пота и старой футболки.
6.
Вечером, чтобы настроиться, немного поигрался с кастетом: покрутил его на пальцах, примерился, сделал пару выпадов. Затем положил на стол, посмотрел на него и принялся тряпочкой надраивать до блеска.
Идти одному не хотелось, а Витька всё твердил, что Требухашке нужен уход или что-то вроде того. Оставить её он отказывался наотрез, а мне нужен был свой доктор Ватсон, свой Робин или свой Марти Макфлай. Кто-то, кто выручит, если что-то пойдёт не так. Если кто-то вспылит. Если кто-то выхватит кастет, когда выхватывать его не нужно.