Мне дискомфортно.
Кайзер, снова ко всем пристаёшь? Ничего не поменялось, и тут я услышал знакомый голос.
Голос того, про кого я напрочь забыл, и кого тем более не ожидал ни услышать, ни увидеть.
Я поворачиваюсь, и вижу
Теодор Катя тоже повернулась.
«К-какого», не верю глазам.
Теодор. Это, нафиг, грёбанный Теодор. Белобрысый мальчик, мой главный соперник в садике.
И он изменился. Он стал какой-то плечистый и большой, его когда-то зализанные волосы теперь коротко пострижены, а одет он был что это военная форма? Настоящая военная форма Да вы гоните Для взрослых, конечно, это забавно, «ха-ха, ребёнок в форме», но для мальчишки вроде меня это да это мечта!
А на поясе у него что?..
Погоди нет-нет-нет, не верю. У него что, на поясе меч? Кинжал, но с нашими размерами полноценный меч.
О, заметил? Это Миазма, улыбнулся он, постукивая кинжал в ножнах, Друг из Европы подарил. У них куча магических мечей! С этим у меня контракт!
Европа? Катя распахнула глазки, Ты был в Европе
Ну, Катенька, я почти Европеец! Театры, балы. Рим и Париж! Там красиво!
Рим и Париж повторила она шепотом.
Моё сердце забилось быстрее. Во рту пересохло. Я глянул на Катю, глянул на Теодора, и в груди стало как-то неприятно.
«Гнев пробуждается»
Ну, жизнь вообще кипит, в общем, улыбается он, А вы чем занимались? О, Михаэль, волосы покрасил? Прикольно, прикольно. На этом всё?
К нам подходит Марк, и в этот же момент появляется Теодор-старший.
В прошлый раз мы на вас не наткнулись, но рад, что вы тоже тут, улыбнулся отец Теодора, А вы, так понимаю, Марк Кайзер? Рад знакомству!
Не взаимно, кивает Марк.
Что же, до сих пор злитесь за тот случай с Анной в садике?
Злюсь? Если бы я получал рубль каждый раз, когда Анна отшивает мужика, у меня было бы две тысячи. Немного, но стабильность дохода поражает. Я давно привык. Просто конкретно вы не нравитесь.
Ха-ха, какая аналогия! хохотнул Салтыков, Понятно, почему выбрали именно вас ещё и с юмором! он ехидно улыбается, Не за статус же, да, господин кадет?
Отец молча посмотрел на мужчину, решив не отвечать. Но его взгляд говорил о многом. Как минимум об эмоциях и о том, что он думает о Салтыкове-старшем.
И пока я это слушал, я и не заметил как продолжают болтать Катя и Теодор.
Это что, настоящий магический меч?.., ахнула девочка.
Ага! И разумный! Правда мне пока не отвечает но я его разговорю!
Они болтают. Разговаривают. И Кате интересно! Она действительно увлечена разговором! Она любит всё вот это аристократичное, высший свет, это её стихия! А Теодор из столицы высшего света.
И про меня они забыли.
«Что это», я хмурюсь и прикладываю руку к груди, «Что за чувство?.. Она ведь со мной должна разговаривать, а не с ним»
Мне неприятно.
Я не хочу, чтобы так продолжалось. Я не знаю, что делать. Я умею выживать в Бездне, я умею убивать, могу проломить человеку гортань, и вернуть демона на Небеса! Но я не знаю даже не представляю, что делать сейчас!
А что ты здесь забыл? Зачем приехал? спросила Катя.
Ну я же гражданин страны! Олимпиада. Вот, решили приехать поучаствовать. Мне повезло, английский выпал. Я ведь в нём это почти носитель, хех.
Правда?.. А у меня плохо выходит мама говорит, что нужен репетитор, уже ищет даже
Могу поучить! Если хочешь.
П-правда? Ты? Ну ну не знаю
Я сжал кулаки.
Учить её наедине будет?..
Я тоже им владею бормочу я.
Они оба на меня поворачиваются. Катя хмурится и, кажется, старательно пытается не подать другую эмоцию.
Не может такого попыталась сказать она, но Теодор её перебил.
Ты всё ещё здесь? спросил он.
У меня дёрнулся глаз.
Ха?..
*Просьба пройти в главный актовый зал*, раздался диктор в колонках. Поднялось бормотание, и все тут же засуетились в одну сторону.
Катя, подозреваю, мы одного поля ягодки. Ты тоже в випке? Не хочешь сесть
рядом? А то одному про-о-осто скучно! сказал Теодор и, улыбнувшись предложил Кате руку.
Чтобы проводить её как кавалер, как учили на этикете.
И она подняла свою.
Погоди. Нет. Нет-нет, она сейчас возьмёт его за руку. Она она возьмёт за руку другого мальчика! Не как на утреннике, а как как кавалера, как девочка и мальчик!
Катя поднимает руку, подводит её к ладошке Теодора и останавливается. Она хмурится, глядя на свои пальчики, поджимает губки, а её дыхание углубляется.
А затем мельком смотрит на меня.
Ну раз настаиваешь, она вздыхает, сжимает кулачок и уводит руку, поджимая её к себе.
У Теодора дёрнулась бровь, и он тут же сжал свою руку, уводя её к себе.
И они развернулись, уходя вместе, но порознь.
«А что а что мне мешает?», думал я, «Я ведь тоже могу её позвать. Зал там астрономический, и мест будет полно», волнение разгоняет сердце, «И я ведь я ведь тоже могу позвать!»
Реально, что мешает? Теодор намеренно меня принижал, хвастался и возвышал, и почему я молчал? Почему мне просто не сделать ровно так же?
Может она этого и ждёт? Может она сама хочет, но из-за гадского характера ни слова не скажет? Или она обиделась из-за того случая? И тогда Она решилась, а я что, не могу? Я ведь тоже могу её позвать. И они не сядут вместе. И не продолжат болтать!
Катя, я тяну руку.
Ах, дела сердечные. У детей! Порой забываю, что вы тоже люди, только маленькие.