Но после «воздействия» на наши уши в течение более чем двухчасового полета оглушительного рева мощных двигателей «пятерки» все звуки, которые улавливал наш притупившийся слух, казались нам райской музыкой.
По плоскости мы, как с горки, соскользнули на землю, где, внимательно оглядывая нас все ли в порядке, уже находились взволнованные пережитым «хозяева» второй кабины. Все вместе, «кучей», подошли мы к правому двигателю. Поглядели, пощупали пробоину. Молча. Каждый из четверых. И тут, наконец, мы смогли позволить себе обдумать, взвесить то, что только что было, и даже удивиться: как это нам удалось выбраться невредимыми из той злополучной воздушной кутерьмы, которая творилась над Розенбергом.
Вот когда нам в самом деле стало страшно. У меня, например, шумело в голове, неестественно вздрагивали руки, в ногах была непонятная, противная слабость. Не лучшим образом выглядели и Иван, и Леша, и Паша Еропов. Наверное, это объяснимо. Ведь за неполные полчаса столько увидеть, столько пережить, каким-то необъяснимым чудом избежать собственной гибели: зловещая рваная пробоина, диаметром двенадцать пятнадцать сантиметров находилась на расстоянии пяти-шести сантиметров от внешнего выхлопного патрубка двигателя; разорвись снаряд при попадании в самолет, его бы вместе с нами разнесло на мелкие кусочки; не выключи мы своевременно двигатель бензин мог бы попасть на раскаленный патрубок и нашу «пятерку» ждала бы участь первушинского самолета, а нас участь его экипажа.
Из такого «шокового» состояния нас вывело появление на посадочном курсе Ту-2 нашего полка. Нашего потому, что красных коков двигателей, килей, красно-белой молнии по фюзеляжу и крупно выведенного слова «МОСКВА» таких заметных отличительных признаков не было, кроме как у самолетов нашего полка, ни у каких других.
В ходе приземления самолета мы разобрали его номер. Это была «семерка» Коли Зинакова. Что-то неладное или с самолетом, или с экипажем произошло, раз Коля на запасной аэродром приземляется. Просто так на вынужденную посадку никто не идет.
«Семерка» подрулила к нам, ее экипаж увидел «своих» нас, значит. Коля выключил двигатели. Весь его, вылезший из своих кабин, экипаж, проявил живой интерес к тому, что стряслось с нами очевидно, слишком «подозрительно» мы выглядели. Подошли к «пятерке». Каждый, как и только что мы, внимательно осмотрел пробоину. Иван Пермяков, Колин штурман, и на просвет посмотрел: видно ли снизу через пробоину небо? Оказалось видно. Мнение всех высказал Зинаков:
Повезло вам, хлопцы, здорово повезло, посмотрел на нашего Ивана. Под счастливой ты, Иван, звездой родился. По всем законам физики должны вы были сгореть. А у нас, он махнул рукой в сторону «семерки», что-то давление масла ниже нормы опустилось на правом двигателе. Вот остынет немного надо будет проверить.
Оказалось, ко всеобщему удовлетворению, что правый двигатель зинаковского самолета вполне исправен, просто был немного перегрет, в чем убедился сам Коля, проверив вместе с Иваном Луценко его работу на всех режимах.
Как быть дальше? Решили, обменявшись взаимными соображениями: мы я и Иван летим на зинаковской «семерке» домой, в Шяуляй, чтобы детально доложить начальству о том, что произошло с нами и с нашим самолетом, что нужно, чтобы быстрей ввести его в строй. Леша Тихонов и Паша Еропов остаются «хозяевами» не только задней кабины, но и всего самолета, благо, что теплое общежитие и столовая при аэродромной комендатуре имеются
Домой
Для меня это был первый полет в роли пассажира за всю мою сравнительно недолгую летную жизнь. Как-то даже не по себе. Не надо ни навигационные измерения и расчеты производить, ни ориентировку вести, ни беспокоиться о том, почему это радиополукомпас плохо работает, ни думать о режиме полета.
С интересом рассматриваю пролетаемую местность. Не с точки зрения штурмана определить местонахождение своего самолета, выяснить, не отклонился ли он от линии заданного пути, рассчитать время прибытия в определенный пункт маршрута и так далее. А просто так, из чистого
любопытства понаблюдать, что же на этой местности, кроме линейных и площадных ориентиров, имеется. Тем более что высота полета порядка шестисот метров, позволяет все хорошо просматривать.
Ага, вот Тильзит. Раскинулся по обоим берегам Немана. Постой, постой, ведь место-то это историческое! Здесь перед Отечественной войной 1812 года, почти сто сорок лет назад, в середине июня 1807 года, на обставленном по-царски плоту чтобы величественно было и никто бы не подслушивал, император российский Александр I и французский император Наполеон вели переговоры о мире.
Сумел тогда Наполеон Александра обмануть: и передышку своим войскам обеспечить, и вероломно, как впоследствии и Гитлер, без объявления войны и тоже в июне нарушить границы России во многих местах одновременно, в том числе и через этот водный рубеж у Тильзита реку Неман. Но, как и та война закончилась разгромом наполеоновских полчищ и приходом российских войск в Париж, так и эта Великая Отечественная неминуемо закончится разгромом гитлеровского вермахта и наша Красная Армия непременно будет в Берлине и, по всему видно, в ближайшем будущем. Дожить бы до этих дней А все-таки получается, что история-то повторяется!..