Не обращай внимания. Уже опоздали фрицы. Мы свое дело сделали, а им нас ни в жизнь не догнать: скорость-то у «мессеров»
почти как и у наших Ту-21.
Логично.
И в этом боевом вылете Миха Янин подтвердил свой высокий штурманский класс.
Генеральный конструктор
Например, разве внимание одного из лучших советских авиационных конструкторов Туполева Андрея Николаевича было так обращено на представителя других эскадрилий полка, как на нашего? Нет, не было. А на нашего, на Саню Климука, было!
В погожий июльский день, ближе к вечеру, шли обычные полеты, руководил которыми комэска-три Коваль. На спарке Ту-2 технику пилотирования Сани Климука проверял заместитель Дорохова майор Семенов.
Саня известен был далеко за пределами полка как лучший в дивизии футбольный вратарь и вообще как спортсмен, всегда готовый отстаивать спортивную славу полка в любом виде соревнований, что он вполне успешно и делал. И еще он был примечателен тем, что время от времени напевал на известный утесовский мотив куплет: «У меня есть тоже Халымончик, на шестерке я его вожу, и пока меня он не тревожит, от него с ума я не схожу». «Шестерка» номер Саниного Ту-2, мы с его экипажем были в одном звене, которым командовал замкомэска Первушин. А Коля Халымончик Санин штурман. Он на это не обижался. На дружеский юмор у нас в эскадрильи не обижался никто.
Так вот, Саня проверялся в технике пилотирования. После того, как, возвращаясь из полета в зону, он вполне нормально «притер» спарку у посадочного «Т», в конце пробега самолета Семенов ровным голосом он никогда голоса не повышал приказал:
Еще два полета по кругу.
Саня зарулил на исполнительный старт, на линии которого, в удалении шести-семи метров от взлетающих и садящихся самолетов, облюбовал себе «наблюдательный пост» дежурный по полетам инженер Болдин, внимательно с карандашом и блокнотом наблюдающий за действиями экипажей при взлете и посадке каждого самолета.
В «квадрате», где каждый занимался своим делом кто готовился к полету, кто следил за находящимися в воздухе самолетами, кто подготавливал к очередному вылету только что заруливший самолет, вдруг раздался чей-то громкий крик: «Смотрите, смотрите что на старте!!!»
Взоры всех, кто бы чем ни занимался, одновременно, как по команде устремились в сторону старта и самолета- спарки на нем, на фоне которой маячила невысокая фигура Болдина.
А там с Саниным самолетом творилось что-то непонятное: он стал сначала медленно, мелкими рывками, а потом все быстрее и быстрее поднимать нос, в кабине которого, ничего не понимая, крутили головами Саня и Семенов, затем на мгновение замер, клюнул, совсем по-птичьи, приподнятым носом, как бы присел и все убыстряющимися рывками начал разламываться в том месте, где его хвостовая часть в начале задней кабины крепилась к центроплану.
Синхронно с рывками переламывающегося самолета приседал все ниже и ниже, разводя руки все шире и шире, также рывками, Болдин. Так что, когда нос самолета поднялся градусов под восемьдесят к горизонту, а хвостовая часть в месте перелома коснулась земли, Болдин, с широко раскинутыми в стороны руками, оказался сидящим на траве аэродрома.
В довольно-таки интересном положении оказались и Саня, и Семенов. Они полулежали на спинках своих сидений, а на уровне Саниной головы, почти в горизонтальной плоскости, продолжали некоторое время вращаться лопасти винтов, хотя самолетные двигатели своевременно были выключены.
У разломанного самолета образовалась небольшая толпа, в которой был и Дорохов. Пока три-четыре человека помогали выбраться из кабины поочередно Семенову и Сане стрелку-радисту помощь не требовалась, Дорохов подошел к не успевшему подняться с земли Болдину, временно исполняющему обязанности инженера полка:
Вставай, инженер, надо что-то делать, взлетную полосу освобождать другим самолетам садиться надо
Ясно, командир, все будет сделано по науке, ответил Болдин, поднимаясь и прикидывая в уме, как, с чьей помощью и куда переместить переломленный надвое самолет, не причинив ему дополнительных разрушений: будут же обязательно выяснять причину аварии
А Саню и Семенова засыпали вопросами: что, как, почему?.. На что они оба разводили руками сами ничего не понимали. В воздухе самолет вел себя превосходно, при посадке и рулении лишних перегрузок не испытывал не было
ни «козлов», ни резких торможений, ни крутых разворотов, и поле аэродромное было сравнительно ровным. Вот, может быть, при прогазовывании высоко хвост подняли, а потом, готовясь к вылету, резковато его опустили
О случившемся сразу стало известно в дивизии, оттуда незамедлительно доложено в Москву. Буквально через десять-пятнадцать минут «сверху» последовала команда: «Ковер!» срочная посадка находившихся в воздухе самолетов Ту-2 и в тылу, и на фронте. В то время на таких самолетах воевали полки дивизии полковника Скока будущего командира нашего 6-го бомбардировочного авиакорпуса.
И у нас полеты сразу же прекратились. А злополучную спарку, в том виде, в каком она оказалась после аварии, бережно расположили на разложенные самолетные покрышки на тракторных санях и, под руководством Болдина, отбуксировали в надежное около самолетного тира место.