Кетрин переоделась после концерта. Ей шло фиолетовое с черным платье, красиво облегавшее фигуру, и она ловила восторженные взгляды офицеров, обращенные в ее сторону.
Фрайберги сидели в углу, откуда виден был весь ресторанный зал. Напротив, с другой стороны зала, в отдельном кабинете с раздвинутыми стеклянными дверями, расположились за табльдотом генералы с регалиями и несколько штатских. Кто они, эти высокопоставленные особы, Кетрин не знала. Ее внимание привлекал только один человек Викто́р, как он себя называл. Он несколько раз проходил через зал, возвращался в отдельный кабинет и что-то говорил, почтительно склонившись перед одним из участников генеральского застолья. Вскоре военачальники поднялись, Викто́р проводил их и вернулся в зал. Пробираясь между столиками, он сдержанно поклонился Кетрин и подсел к офицерам, в компании которых сидела немолодая женщина в вызывающе броском наряде. Кетрин еще раньше обратила на нее внимание когда Викто́р проходил через зал и возвращался к своим генералам, женщина неотрывно провожала его каким-то ищущим взглядом.
«Не та ли это секретарша, о которой рассказывал Викто́р» подумала Кетрин. Она так и не поняла, почему у нее испортилось настроение.
Подали сладкое, но Кетрин заторопилась домой, сказав,
что сыновьям пора спать. Младший уже давно клевал носом.
Здесь так накурено, сказала она Мишелю.
С Викто́ром Кетрин познакомилась несколько месяцев назад через его сестру. Мишель совсем потерял сон, плохо себя чувствовал, и Кетрин решила показать его невропатологу. Ей порекомендовали обратиться в частную клинику мадам Валентины, куда она и отправилась, чтобы предварительно договориться о приеме.
Был конец рабочего дня. Мадам Валентину Кетрин застала уже в пальто. Высокая, светловолосая женщина с удивительно голубыми глазами, извинившись, объяснила, что сейчас ей необходимо покинуть клинику, и предложила пройти к ней домой, там они и поговорят. Это совсем рядом.
Владелица клиники жила в домике с кирпичным крыльцом в глубине парка тут же, на территории неврологической клиники, расположенной на берегу Зюдерзее, на окраине Амстердама. Весна только приближалась, деревья стояли обнаженные, словно заштрихованные, и сквозь голые ветви просвечивали торцы домов соседней улицы.
Валентину ждал ее брат. Она представила его Кетрин. Викто́р был на голову ниже сестры и совсем не походил на нее кареглазый брюнет с коротко подстриженной бородкой, уже располневший в свои сорок лет. Но что несомненно усиливало сходство брата и сестры это улыбка, узкий разрез глаз и еще манера поддерживать иронически шутливый тон в разговоре друг с другом.
Валентина сбросила в прихожей пальто и цветную шаль, поправила волосы. Тугая русая коса венцом лежала на голове.
Сначала женщины разговаривали по делу, ради которого Кетрин приехала в клинику. Она рассказала, что ее тревожит состояние мужа. Валентина внимательно слушала, отвечала на вопросы Кетрин. Да, да, ее мужу, вероятно, можно будет помочь Ничего страшного Сначала проведем обследование. Положим на неделю-другую в клинику. Затем решим, что делать дальше Цены умеренные, но все же это не дешево по нынешним временам
Потом сидели втроем, говорили о разном. Брат и сестра мило пикировались, не стесняясь присутствия Кетрин. Валентина лукаво подмигнула и воскликнула:
А знаете, моему Виктору, она произнесла имя брата по-русски, грозит большая опасность. Бошам, видите ли, мало оккупации Нидерландов. Теперь их женщины хотят оккупировать голландских женихов
Оставь, Валентина, досадливо отмахнулся Викто́р, о тебе я тоже могу кое-что рассказать.
Да, да! не унималась Валентина. Это одна секретарша из военного управления, которая освободила Виктора из лагеря и теперь считает, что он ее собственность Ну, ладно, ладно, примирительно заговорила Валентина, заметив, что брат насупился и в самом деле начал сердиться. Не буду, не буду!..
Она что-то сказала брату по-русски. Викто́р поднялся и вышел.
Вы говорите по-русски? спросила Кетрин.
Ну конечно, мы же русские
В словах Валентины скользнула едва уловимая ирония. В Амстердаме, в других городах Западной Европы жили тысячи старых русских эмигрантов, поселившихся здесь давным-давно после революции в России.
Вернулся Викто́р. В вытянутых руках он осторожно нес кипящий самовар. Поставил его на стол. Валентина подошла к серванту, достала чайник, чашки, фарфоровую сахарницу нежно-голубого цвета с оранжевыми цветами колокольчиками и отбитой ручкой.
Когда приходит брат, мы обязательно пьем с ним чай из самовара Сейчас угостим вас настоящим российским чаем. Ставить самовар обязанность Виктора. Другого он ничего не умеет. Это наши реликвии самовар и сахарница с отбитой ручкой. Из приданого матери. Все, что осталось у нас от России
А твоя коса? усмехнулся Викто́р.
Да, и коса!.. Моя русская гордость! Валентина одним движением руки вытянула шпильки, и пышная коса упала на грудь. Взмахом головы откинула ее за плечи. Разве плохо?..
Из квартиры Валентины вышли вместе. Викто́р проводил Кетрин до трамвайной остановки. Кетрин возвращалась домой с таким ощущением, будто она давным-давно знала Викто́ра и Валентину Только два обстоятельства Кетрин не могла уяснить: пусть шутливо, но в разговоре Валентина назвала себя русской монархисткой, а Викто́р сидел в лагере, в котором содержали интернированных добровольцев, воевавших в республиканской Испании Непонятно!