Ашанов, небольшого роста, господин лет за тридцать, выглядел далеко не симпатично. Бледное, худощавое лицо, острый, как клюв хищной птицы, большой нос, украшенный золотым pince-nez23, большие, серые, холодные глаза, которыми он так и впивался в лицо своего собеседника, и тонкие, цепкие, как щупальца спрута, пальцы костлявых рук невольно производили весьма неприятное впечатление.
Пригласив меня жестом присесть против себя, Ашанов спросил у меня мои имя, фамилию, звание и затем, предупредив, что все, что я покажу, я, в случае требования суда, должен буду подтвердить присягой, приступил к самому допросу.
Вам знаком отставной поручик N-ского драгунского полка, Иван Иванович Лопашов?
Знаком.
Вы, кажется, с ним большие друзья? и глаза следователя так и впились в меня, словно желая проникнуть насквозь.
Ну, друзья это, пожалуй, громко сказано, а что приятели мы с ним были это правда, часто кутили вместе.
23 пенсне (фр.).
Мне это известно, как-то особенно напирая на слово «известно», отрезал следователь и, помолчав с минуту, продолжал: Если вы были с ним так близки, не рассказывал ли он вам когда о том забавном маскараде, который он проделал раз, одевшись монахом, и обманом выменяв у своей тетки, г-жи Шубкиной, сто рублей на кошель, наполненный всякою дрянью? Наверное, рассказывал?
Нет, такой вещи я от него не слыхал никогда, заперся я, не желая подводить своего приятеля.
Не слышали, саркастически прищурился г-н Ашанов, будто бы, припомните-ка хорошенько. Может вы забыли?
Решительно не знаю, о чем вы говорите, пожал я плечами.
Так-с, протянул следователь, ну-с, а г-на Черногривова вы знаете?
Знаю.
С ним вы тоже, кажется, иногда покучивали в компании с господами Лопашовым и Разсухиным.
Кутил, так что же из этого?
Ничего особенного, дело в том, что этот самый г-н
Черногривое здесь же дал мне следующее показание, извольте прослушать.
Говоря это, Ашанов медленно вытащил из кучи лежащих перед ним бумаг какой-то мелко исписанный лист и пробежав его глазами, стал читать из середины, покачиваясь слегка и особенно напирая на некоторые слова:
«.. тогда же г-н Лопашов рассказал нам о том, как он, одевшись монахом, обманул свою тетку, г-жу Шубкину.
Дело было так (тут следовал уже известный читателям рассказ про похождения Лопашова). При этом разговоре были: г-н Разсухин и г-н Чуев. Последнего я особенно помню, потому что после того мы поехали с ним к одной знакомой женщине, у которой провели весь вечер, и только поздно ночью отправились домой, при чем г-н Чуев меня подвез до самой моей квартиры и затем поехал к себе».
Видите, а вы говорите, что не знаете ничего, ехидно заметил следователь, оказывается, г-н Лопашов при вас рассказывал.
Не знаю, может быть, я только что-то этого не помню, может, я очень пьян был да забыл.
Может быть, только я бы вас попросил как-нибудь возбудить свою память, потому что должен предупредить вас: убийство г-жи Шубкиной весьма еще темное дело, и подозреваются многие такие, что и сами, может быть, не подозревают, что они в подозрении. Извините меня за этот каламбур, и он неприятно усмехнулся. Несколько минут длилось молчание. Следователь рылся в бумагах, а я сидел в кресле против него и не могу сказать, чтобы был в эту минуту очень спокоен.
Скажите, пожалуйста, заговорил вдруг Ашанов,
вы не помните, рассказывал вам г-н Лопашов о своих отношениях к тетке?
Каких отношениях? спросил я.
О семейно-юридических.. одним словом, рассчитывал он быть ее наследником или нет?
Насколько мне кажется, рассчитывал, впрочем, иногда я слышал от него опасения, чтобы старуха не оставила всего своего состояния на какой-нибудь монастырь.
Гм. . ну а как, в какой сумме считал он состояние покойной?
Дом он ценил в тысяч сорок, а сколько капитала у нее,
он, наверно, и сам не знал даже приблизительно, так как старуха, по его словам, о деньгах говорить не любила.
Гм. . а не знаете, не замечали ли вы между г-ном
Разсухиным и г-ном Лопашовым особенной какой дружбы, не переговаривались ли они о чем при вас?
Этого не слыхал.
Гм. . может, так же не слыхали, как и об анекдоте с переодеванием? съехидничал он.
Я молчал.
Следователь задал мне еще несколько вопросов. Все они вертелись
на одном: не слыхал ли я от Разсухина или
Лопашова такого-то выражения, таких-то слов, не замечал ли того-то или того-то! На все эти вопросы я отвечал как можно короче и сдержанней, ссылаясь больше на незнание.
Ашанов, очевидно, бесился.
Ну-с, теперь я должен вам сказать, как-то особенно зловеще начал он, пронизывая меня взглядом, что оба, и
Лопашов, и Разсухин, арестованы по подозрению в убийстве тетки Лопашова г-жи Шубкиной, причем Лопашов был главным деятелем, а Разсухин его помощником, но, кроме Разсухина, должны быть, судя по некоторым данным, еще сообщники этого дела, он на минуту замолчал, выжидая, не скажу ли я чего, но я тоже молчал, и он снова начал, сообщники, которые до сих пор не открыты, что дает полное право подозревать всякого, так или иначе близко стоявшего к Лопашову и Разсухину.
«Уж не подозревает ли он меня?» подумал я, но ничего не сказал, сознавая, что всякое слово может только усилить подозрение. Видя, что он молчит и больше ни о чем не спрашивает, я решился наконец спросить его, могу ли я уходить.