Жук какуюс! Жук суетился на ладони, то затухая, то снова разгораясь переменчивым огоньком. Олле стряхнул его. Снимаю шляпу, если они сами это придумали. Но, с другой стороны, у них не было иного выхода. При свете коптящего факела не очень-то порисуешь, а рисовать, видимо, хочется... Вот и разгадка, зачем они тащили на светлячковую поляну бамбуковые стволы.
Питекантропы тем временем обрабатывали следующий участок стены, заменяя потускневших жуков. Вождь спокойно ждал, пока Олле и Нури ознакомятся с обстановкой, осмотрят покрытые шкурами ложа из мягкой сухой травы, большие плоские раковины, в порядке сложенные в уголке, висящие на колышках деревянные луки, оперенные стрелы с обожженными концами.
В пещере был свой микроклимат, дышалось легко и приятно. Под высокими неровными сводами попискивали летучие мыши, и прохладой веяло из соседнего помещения видимо, пещера продолжалась в глубь хребта. Нури подумал, что спелеологи давно побывали здесь, еще при организации ИРП, и, конечно, ничего особенного не нашли, обычная известняковая пещера, след древнего подземного потока...
Вождь повернул к выходу, давая понять, что здесь больше смотреть нечего. А снаружи была в разгаре утренняя трапеза.
Сначала, как и положено, кормили малолеток. Для этого на плоском камне дробились ядра грецкого ореха и полуфундука, потом срубалась обсидиановым довольно острым топориком макушка кокосового ореха, туда засыпалась дробленая масса, все перемешивалось прутиком и выпивалось через край. На закуску каждому малышу, а было их всего трое, выдали по банану и дольке папайи. Нури прикинул раскладку и решил, что завтрак достаточен по количеству и калориям, что наши предки питались совсем не плохо.
Накормив малышей и пригласив жестами пленников, уселись в кружок и все остальные. Поражали разнообразие и непохожесть лиц: казалось, в эту длинноволосую нечесаную компанию собрались случайно представители разных племен.
И все же общего много, сказал задумчиво Нури. Малый рост, широкие носы, выраженные подбородки, правда, не у всех. Но... Обезьяньи надбровные дуги, низкие лбы; отсутствие рельефной мускулатуры: сплошные сухожилия... Не знаю.
Главное не это, Олле поверх ореха уставился с интересом в переносицу вождя. Главное это полное отсутствие взрослых. Как, по-твоему, сколько будет старшему?
Я бы дал лет пятнадцать плюс минус один-два года, не более. Нури неожиданно покраснел. Ты что ж это, он вскочил, сразу понял, да? Сразу?
Откуда?
В такой суматохе? До меня только сейчас дошло.
Воспитатель Нури отошел в сторонку, сел на землю и, стыдясь самого себя, погрузился в сумрачное раздумье. Происшествие на светлячковой поляне виделось теперь совсем по-иному, и не было в нем первоначальной лихости раззудись, плечо, размахнись, рука. А была драка с детьми, и страшно подумать, что могло бы случиться, если бы не Олле с его криком: сдавайся!
Не казнись... Пятнадцать еще неизвестно, много это или мало. А может, это у них самый зрелый возраст? И взгляни на этих деток крепыши, здоровяки без признаков рахита. Полагаю, никому из них подзатыльник лишним не будет. Что это они себе на лбы наляпали? Ага, лепешки из жеваного тимьяна ползучего... Ну и правильно, лбы крепче будут. Подумаешь, обменялись парой оплеух...
Неравноценный обмен, пробормотал Нури.
Ну, если только это можно помочь. Вставай, я тебя о вождя лбом тюкну. Всю жизнь благодарить будешь, если сможешь, загорелся Олле.
Тем временем питекантропы собрали отходы, сбросили их со скалы и подмели площадку. Потом двое с копьями и двое с луками ушли вниз и словно растворились в лесу.
Чистюли, Нури постепенно оправлялся от шока. Только пылесоса не хватает.
А ты думал, наши предки в грязи тонули? Кошка и та по пять раз в день умывается. Воробей ни одной лужи не пропустит, купаться лезет... Первой заботой первого человека была забота о чистоте. Иначе он бы просто не выжил, не сохранился как вид. Да и на охоту надо чистым ходить: чем меньше запаха, тем лучше. Грязь это уже потом появилась, когда кое-кто получил возможность жить, не работая. И стал грязным от лени. Трудящийся всегда стремился к чистоте, а питекантропам с самого начала приходилось много-много трудиться...
А на площадку уже притащили мохнатую драную шкуру, накрыли ею кучу хвороста и устроили состязания в стрельбе из лука. Вождь ни во что не вмешивался. Он лишь протянул Олле корявый лук с толстой тетивой из крученой кишки и полутораметровую бамбуковую стрелу, жестом приглашая принять участие в игре.
Стреляли метров с двадцати. Выходил приземистый стрелок, втянув голову в плечи и сутулясь, работал сразу двумя руками: левой подавал вперед лук, правой натягивал тетиву. Олле заметил, что каждый целился в середину шкуры, причем стрела лежала справа от древка лука на оттопыренном большом пальце. Естественно, стрела обычно не долетала, втыкаясь в землю метрах в двух от шкуры. Тогда поднимались горестный визг и ухание, и кто-нибудь из младших бежал поднять стрелу... Олле опробовал лук, подивился силе питекантропов, справляющихся с ним, и отошел на край площадки. До мишени теперь было метров пятьдесят. Вождь коротко сказал что-то, и все столпились вокруг Олле, наблюдая.