Человеку с кинжалом везло. Очень долго на его пути никто не попадался. Сова уже решила, что он так и достигнет своей цели, быстро и легко, но внезапно из-за очередного поворота вышли двое жрецов. Их целительские мантии были окрашенных в настолько яркие изумрудно-зеленые цвета, что краски не меркли даже в лунном свете.
Сова не сумела понять, что именно эти трое не поделили на улице, ведь там спокойно могло разойтись вдвое больше человек. Может, они поспорили из-за блестящего клинка, от которого даже на расстоянии веяло нехорошим? Ясно было одно: несколько коротких фраз и завязалась драка. Силы были неравны. Двое против одного так себе расклад. Результат оказался предсказуемым. Спустя небольшое время двое остались на земле: один без сознания, другой зажимал ладонью распоротый бок. По мостовой вокруг него растекалось густое и темное, впитываясь в щели между неплотно пригнанными камнями. Остро пахло кровью и нечистотами.
Третий же продолжил путь.
Сова сидела на карнизе и наблюдала. Разумеется, она не стала вмешиваться в драку. Да и что могла поделать неразумная птица?
Когда человек с хрустальным клинком двинулся дальше, сова тоже снялась с места. Она собиралась проследить за ним до самой его цели, но вдруг ощутила зов. Сова не могла, да и не хотела его ослушаться. Сделав еще один последний круг над человеком, она взмыла выше и полетела к западной оконечности плато, в храм богини Птиц.
Ночью в этом месте было пустынно и тихо. Не то что днём: ни гомона, ни шума множества крыльев. Только бескрайний небесный простор и белоснежные ажурные арки беседки на самом верхнем ярусе. Залитые светом полной луны, они проявлялись на фоне ночи, как выделялись бы молочно-белые перья из голубиной груди на поверхности черных осенних вод. Посреди беседки ждала сухонькая женщина в плаще из пестрых перьев. К ней и направлялась сова.
Она приземлилась на край плетеного столика, крепко вцепившись в него когтями. Бурунг Ханту, а это была именно она, погладила птицу по мягким перьям и несколько минут, не мигая, смотрела в круглые жёлтые глаза.
Вот, значит, как. Любопытно, протянула она наконец.
Сова клекотнула в ответ и толкнула руку женщины лбом, как кошка, напрашивающаяся на ласку. Та рассеянно почесала перья. Откуда-то из складок плаща появилась полоска вяленого мяса и тут же исчезла в клюве совы.
Да, рановато я тебя позвала. Могла бы и подольше дать полетать. Но ничего, моя хорошая, самое важное мы с тобой увидели.
Бурунг Ханту подошла к краю площадки, оперлась о резные перила, но не ощутила пальцами их прохлады. Её глаза были открыты, но она не видела ничего вокруг. Перед внутренним взором стояли картины, которые показала ей сова: хрустальный клинок, сверкающий так ярко, что птице было больно на него смотреть, бессмысленный остекленевший взгляд человека, который его нес. Его принуждëнные, неестественные движения.
Любопытно, повторила она вполголоса, и совершенно не подходит к образу, который создала для себя пресветлая Тимарет-хрусталь.
Глава 12. Дурные вести
Жрецы и послушники собрались в одной большой комнате. В середине ее дальней стены находился камин, холодный по летнему времени, вдоль остальных составили плетеные кресла. Пол устилали ковры, вышитые белыми и голубыми перьями. В канделябрах горели свечи,
их огоньки колыхались от круживших ветряных потоков, тени дрожали и метались под сводчатым потолком.
Люди выглядели устало. Изломанные тени на лицах, круги под глазами, повязки, сделанные из чего попало, сквозь ткань которых проступали темные пятна. По комнатам никто не расходился. До отдыха ли, когда глава храма забылся неестественным беспробудным сном? До отдыха ли, когда многие пострадали от взрыва, а нападавшие скрылись, и кто знает, не вернутся ли они снова? До отдыха ли, когда самый сильный из жрецов ушел к знаку хранителя и от него до сих пор нет вестей, ни добрых, ни дурных?
Люди в комнате сменялись. Стоило одному войти, как кто-то другой, кивнув пришедшему, поднимался с места. Вместе с ним нередко выходил ещё один или двое. По обрывкам разговоров Юржин догадался, что служители ветра по очереди обходили храм вдруг чужак сунется без спросу, а никто и не узнает, пока не станет слишком поздно. Юржин не понимал, как они собирались уследить за каждой дверью и окном, которых было множество, и почему не могли довериться своему богу, уже отразившему удар. Возможно, так им было спокойней. Тем более, до сих пор все было тихо, а значит, план работал.
Юржин начинал жалеть, что отказался от предложенной ему комнаты. Он поел хлеба с сыром, уютно умостился в мягком кресле, и его стало неудержимо клонить в сон. Но после отказа просить о комнате было совершенно немыслимо. Он запустил руку в волосы, взлохмачивая их. Потряс головой. Встал и попрыгал на месте, чтобы взбодриться. Помогало слабо.
Юржин поднял взгляд. Два жреца ветра встали и, похоже, собирались обходить храм. На голове одного из них синела тугая повязка, поверх уха запятнанная темным. Волосы второго, смуглого, были заплетены во множество тонких косиц темно-рыжего цвета, похожего на ржавчину. Не долго думая, Юржин пошел следом. Жрецы покосились на него, но ничего не сказали.