Плетение едва заметно звякнуло, и Салазар дёрнулся в сторону, отражая проклятье Годрика и принимая на щит магию Кандиды. Они оба были ослаблены, но их всё ещё было двое против одного.
Что ты творишь?! взревел его бывший лучший друг.
Семеро, как же это горчило на языке. Это словосочетание, за которым стояло слишком много. Годрик был единственным, кто видел его долгие годы. Долгие годы, полные одиночества, разрушенных ожиданий и надежд.
Годрик убил Алисенту. Салазар зло сощурился, пытаясь сглотнуть ком в горле. Ему было трудно дышать, ему было трудно думать его тело двигалось почти автоматически, отражая атаки.
Я любил её едва слышно прошептал Салазар, ловя взгляд Годрика. Я любил её, ты знал?
Это упало между ними с грохотом, взрывами и тут же вспыхнуло неукротимым пожаром.
Ты знал?! закричал Салазар.
Казалось, весь мир замер в это мгновение. Как будто даже реальность дрожала в ожидании ответа.
Годрик моргнул и выдохнул.
Да.
Нет.
Нет!
Он закричал, чувствуя себя убитым дважды. Годрик знал и всё равно Существовала ли вообще дружба, за которую он так отчаянно цеплялся все эти годы?
Боль переполнила его до краёв. Она должна была во что-то вылиться, превратиться в стихийный выброс и сжечь здесь всё дотла. Вместе с Салазаром. Погребальный костёр. Это был бы хороший конец для плохой истории. Это оказалась не магия, это был сейд. Едва заметные, перламутровые (как у Алисенты) цепи метнулись от него, обвиваясь вокруг Кандиды и Годрика.
Они мгновенно упали. Цепи тянули их к земле, не давая встать, стягивая руки до болезненных судорог. Салазар лучше многих знал ощущение этих пут на себе.
Он тяжело дышал, всё ещё
едва способный осмысливать происходящее. Всё это не должно было никогда случиться и было больше похоже на страшный сон, да? Он должен был сейчас вернуться домой к жене и детям, а на следующий день получить сообщение от королевы, в котором она жаловалась бы на то, что все мужчины идиоты. Это был просто кошмар. Кошмар.
Его колени подогнулись, и он сам упал на землю, пытаясь сделать вздох.
Это было не по-настоящему.
Пожалуйста. Пусть это будет просто игрой сознания.
Пожалуйста. Семеро, пожалуйста.
Нам нужен был проводник, Салазар. Либо ты, либо она, голос Годрика раздался точно из-под толщи воды. Ты мой друг! Брат не по крови, а по сути. Это был единственный выбор.
Единственный выбор? Убийство его жены было единственным выбором? Салазар поднял на него глаза и почувствовал, как ярость разгорается в нём с новой силой.
Иначе нам бы не удалось избавиться от Таргариенов, Салазар! рявкнула Кандида. Мы прозябали в их тени столетиями, потому что наши предки когда-то склонили головы. У нас не было другого выбора! Как ты не понимаешь, мы не могли иначе сбросить их тиранию!
Цепи продолжали едва заметно мерцать в свете заходящего солнца. «Они преклонят колени передо мной, или я согну их».
Салазар перевёл взгляд на Кандиду, и его лицо исказила злая усмешка. Кандида невольно вздрогнула. За этим никогда не следовало ничего хорошего.
«В Вас слишком много злости Ваше Высочество, качал головой Салазар во время очередного урока. Ваш разум должен оставаться холодным, потому что только тогда Ваша месть будет достойна вашей ярости».
Месть это блюдо, которое следовало подавать холодным.
Избавиться? Салазар сплюнул. Чувствуешь эти путы? Это любимое оружие моей дорогой, горький смешок, покойной жены. Это сейд.
Последнюю фразу он почти пропел. Ему не хватало хладнокровия раньше, чтобы осмыслить это, чтобы понять, что он всё ещё может использовать дар Её Светлости.
Вы не избавились от них. Что бы вы ни сделали, вы просто отсрочили неизбежное.
Он должен был убить их. Здесь и сейчас. Прирезать как бешеных животных.
«Предателям собачья смерть», так сказал бы Годрик? Салазар не был Годриком. В нём не было этого благородства, этой самоотверженности и лицемерия. Годрик говорил об убийстве Алисенты как о жертве, на которую он вынужден был пойти ради друга. Рыцарь без страха и упрёка! Салазар был змеёй. Не в его правилах было даровать легкую смерть. Нет, нет. Это было бы слишком просто. Слишком недостойно его семьи и Таргариенов.
Салазар встал и аккуратно отряхнулся, точно грязная одежда была его самой большой проблемой.
Внутри него что-то умерло этим днём. Возможно, это был сам Салазар, но его холодное, как Датские земли, сердце продолжало размеренно биться в груди.
Тук-тук. Тук-тук.
Пусть живут. Пусть живут.
В отчаянии. В страхе.
Были вещи куда хуже смерти. Так уж получилось, что должность требовала от Салазара кристального понимания этой истины.
Нити сплетались в его руках в золотой узор.
Её Высочество, принцесса Хелейна, умела видеть полотно судьбы, сотканное из мириад этих нитей. Отчего страдала больше любого другого Таргариена. Салазару не нужно было всё полотно. Мир мог спать спокойно. Он хотел соткать новый узор лишь для двух человек.