Константин_НеЦиолковский, Читатель 1111 В следующей жизни, когда я стану кошкой...
Фандом: Ориджиналы
Персонажи: Новый Женский Персонаж, Новый Мужской Персонаж, Новый Мужской Персонаж
Категория: Джен
Рейтинг: General
Жанр: Экшен, Драма
Размер: Миди
Статус: Закончен
События: Братья меньшие, Внезапная болезнь, Отцы и дети, Фик об оригинальных героях, Стимпанк, дизельпанк
Комментарий автора: На конкурс "Театр теней". Номинация "Неопределённый фактор".
Благодарности: Текст предназначался на Дэдлайн_фест, номинация Читеры.Тема - Эксперимент. Но при осмысливании сюжета автор внезапно постиг глубину идеи и понял, что скомканным миником тут не обойтись. Поэтому только "Театр Теней"!
Благодарность выносится соавтору, который принес траву, и бете, которая раскурила с нами на троих, временно побыв Гуглом.
Страница произведения: https://fanfics.me/fic118071
1
Наползающий смог окутывал фонари серой завесой густой, как вуаль на шляпке вдовствующей герцогини. Сквозь нее свет казался неверным тусклым желтым пятном. Несмотря на поздний час звук шагов множества ног сухими щелчками пробивал подкрадывающуюся тишину. Стоптанные каблуки торговок, устало бредущих домой, и новехонькие, с еще не отклеившимися бумажными ярлычками подошвы городских франтов, прогуливающихся перед сном в поисках приключений, сливались в многоголосую дробь, высекаемую тысячами маленьких и не очень молоточков по булыжной мостовой. Звонкими нотами цокали копыта лошадей, тащащих в тумане коробки старых кэбов, мерно поскрипывали колеса.
Эта дробь под аккомпанемент человеческих голосов составляла ритмический рисунок вечерней симфонии города, главную партию в которой исполняли фаготы громкие грубые голоса фыркающих паром машин. И единственным зрителем ночного представления была луна, расположившаяся в черно-серых бархатных дымных облаках как в ложе.
...Алиса, право руля!
Доктор Браун очень любил свою машину свое детище, как он называл ее и, пожалуй, любил не меньше чем родную дочь, ведь к созданию обеих он имел самое непосредственное отношение. Из всех его шуток так он называл то, что создавал именно машина была его любимой неуклюжая и несмешная. Доктор Браун вообще не умел шутить смешно, но сам не замечал этого. Порой, совершенно непредсказуемо, он внезапно находил сказанное или сделанное очень забавным и начинал смеяться громко, безудержно, до слез.
Вечерами, перед тем, как отправиться в путь, он натирал металлические бока своего механического создания до блеска так, что заклепки жарко горели в маслянистом свете фонарей, и машина довольно фыркала, в ее железном нутре что-то урчало и потрескивало.
Сейчас, сейчас, бормотал доктор, отирая перепачканные сажей и маслом руки, а машина нетерпеливо насвистывала какую-то только ей понятную мелодию, то испуская пар тонкой струйкой, то обдавая ботинки доктора шипящим белым облаком.
В городе же от этих горячих облаков у прогуливающихся по улице дам взлетали юбки, отчего женщины пугались и визжали, зажимая колени, поспешно прикрывали открывшиеся взору посторонних нижние панталоны, нередко аккуратно штопанные, роняли в лондонскую грязь кружевные зонтики, а машина, раздуваясь от гордости и ликующе квакая клаксоном, проезжала мимо.
Ее шутки были не смешны и неуклюжи совсем как у доктора.
А вот дочка его, Алиса, наоборот была созданием легким, непоседливым, любопытным.
Обычно док Браун с гордостью говорил всем, что она его точная копия, но потрепанная фотография в рамке, стоящая на маленьком столике в изголовье кровати Алисы, говорила об обратном. На снимке была запечатлена ныне покойная миссис Браун высокая женщина с черными как смоль волосами и озорными глазами.
Супруги сделали это фото, когда мать Алисы была уже давно и безнадежно больна чахотка медленно пожирала ее силы, истачивала тело.
На фото она нежно и чуточку печально улыбалась, ее тонкие исхудавшие пальцы сжимали
крохотный букетик маргариток. Док, неестественно прямо замерший за спинкой ее стула, выглядел напряженным. Его белоснежные волосы были растрепаны больше обычного, круглые карие глаза смотрели беспомощно как у щенка, густые косматые брови вздернуты вверх будто в удивлении даже недоумении, а рука тянулась к карманным часам словно док хотел узнать, сколько времени им еще отведено.
Вот и все, что Алисе осталось от матери фотография, ее же черные как смоль волосы, улыбка и безграничная любовь отца.
Машиной доктора Брауна всегда управляла именно она, сидя на удобном креслице, специально подогнанном так, чтобы ей хорошо было видно дорогу. Ее детские ладошки в несоразмерно больших грубых крагах с потрескавшимися от времени пальцами уверенно держали отполированную до блеска медную рукоятку рычага. На голове, защищая волосы от дыма и копоти, которые машина дока в избытке выбрасывала из трубы, был надет кожаный шлем, точная копия шлемов первых смельчаков-летчиков, пробующих покорить небо на самодельных деревянных птицах с обтянутыми парусиной крыльями. Обычным костюмом для такого путешествия, разумеется, было не платье, а мальчишечий наряд светлые бриджи, крепкие коричневые ботинки, жилет с цепочкой, на которой болтались самые настоящие часы подарок отца, и темная курточка, так же беспардонно копирующая куртки летчиков. Алиса не любила платья с их светлыми рюшами и бантиками, привычным для нее делом было ползать под машиной отца, при помощи масленки с длинным тонким носиком смазывая подвижные механические узлы и обдирая чулки на коленках. Док любил дочку невероятно сильно, почти безумно. В ней он видел своего достойного наследника именно наследника! и продолжателя своих дел. Его ничуть не смущало, что Алиса все-таки девочка и ей полагалось расти скромной тихой барышней, носить корсеты и учиться вести хозяйство. Да и ей самой не были интересны куклы, крохотные фарфоровые чашечки, из которых надлежало поить чаем воображаемых гостей, и даже огромный плюшевый лев, подаренный кем-то из немногочисленных родственников бедной сиротке, ведь отец предлагал игры намного более интересные, чем чинные прогулки по саду с кружевным зонтиком и карты.