Нет, Рози, я так не могу. Мне надо найти кое-кого, я уже на след вышел. Пока я не достану его, Гарри в опасности. А если к тебе дементоры придут? У меня же сейчас сил даже на Патронуса не хватит, Сириус снова закашлялся. Розмерта все так же сидела на краешке кровати, не зная, что ей теперь делать. Все внутри разрывалось от боли и безумного желания помочь.
Полежи со мной, хорошая моя, вдруг тихо сказал Сириус. Хоть чуточку себя живым почувствовать дай. Теплая ты, такая теплая.
Розмерта осторожно устроилась рядом.
Так она и провела эту ночь без сна, прижимаясь к еле теплому и жесткому боку Сириуса Блэка, прислушиваясь к тяжелому дыханию и невнятному бормотанию, поглаживая его по впалой груди, когда странные слова переходили почти что в крик. Чувствуя ее прикосновения, Сириус снова затихал. Сама же Розмерта уснула только на рассвете. А когда открыла глаза, то никого уже не было рядом. Исчезла и одежда, и остатки пирога. Тогда-то и появилась на кухне у Розмерты большая заколдованная собачья миска, которую каждую ночь она наполняла едой и водой и выставляла за порог своего
заведения. И почти каждое утро она находила еду нетронутой. Но в те редкие дни, когда миска оказывалась пустой, что-то самую малость менялось в жизни хозяйки лучшего паба в Хогсмиде. И солнце светило немножко теплее, несмотря на зиму, и тесто на кухне поднималось быстрее, и клиенты заходили щедрые да приветливые.
И лишь когда по всей деревне пошли разговоры о сбежавшем преступнике и убийце Сириусе Блэке, когда каждый посетитель, взглянув на листовки министерства, норовил высказать свое особо ценное мнение, ей раз за разом приходилось сжимать всю свою душу и поддерживать разговор глупыми высказываниями, чтобы не выдать, не дать кому-то заподозрить, что есть хоть что-то общее у хозяйки благопристойного заведения и беглого заключенного. Чтобы оставить Сириусу хотя бы маленький шанс на передышку в стенах своей спальни.
И если бы кто-то спросил Розмерту ОТулл, счастлива ли она, то, наверное, в ответ получил бы грустную улыбку и загадочную фразу: «Где оно, счастье это... если б люди знали его дороги, то давно нашли уже».
* * *
Когда Розмерта ушла, Аберфорт еще немного посидел, допивая настойку. Покачал головой, прислушался, не раздается ли что-то подозрительное с верхнего этажа, но, не услышав ни рыданий, ни звуков бьющейся посуды, встал из-за стола, помыл бокалы и, аккуратно заперев дверь, пошел домой.
Он так и не сказал Розмерте, что еще в 1980-ом поймал Сириуса, вылезавшего из окна хозяйкиной спальни, и доходчиво объяснил парню, где окажутся его же ноги, если он попробует обидеть даму, проживавшую в этом доме. Не очень-то хорошо парнишка исполнил его наказ... да что уж теперь.
Задумчиво оглядев темные улицы Хогсмида, он обошел здание паба. Аберфорт собирался выкурить трубочку и понаблюдать за окнами, а уж когда свет погаснет тогда и домой отправляться. Но завернув за угол, он увидел Розмерту, которая сидела на крыльце и горько рыдала, держа на коленях большую собачью миску.
Больше всего на свете Аберфорт Дамблдор ненавидел разговоры о всеобщем благе и женские слезы. Но когда у твоего самого близкого человека сердце разорвано в клочья, то нет у тебя другого выбора, как идти к нему, садиться близко, обнимать крепко и шептать на ухо: «Поплачь, козочка, поплачь. Я рядом. Так легче будет...». И чувствовать, как слезы пропитывают рубашку, а хозяйка лучшего паба в Хогсмиде всхлипывает на его плече все реже.