Метод был крайне неудобным: мало того, что сообщения никак нельзя было отправлять незаметно, но еще и получатель подвергался риску быть раскрытым. Однако то, что Кингсли входит в Орден Феникса, было известно еще давно, не даром же его подвинули с поста главного следователя по делу Блэка при первой же возможности.
Кингсли Брустверу, продолжил я. Ланс Гамильтон совершил нападение на Айи Арму и Хельмута Риза. Потом появился Макнейр. По всей видимости, ему было приказано убить обоих и выставить ответственным Гамильтона, а значит и Орден Феникса. Вероятно, приказ исходил от Долорес Амбридж. Гамильтон, возможно, согласится выступить против нее в суде.
Лис слегка вспыхнул, подтверждая, что сообщение записано, и растворился в воздухе. Я должен был сказать им. Нельзя было рассчитывать на то, что я ничего не упустил, а теперь орден Феникса сможет позаботиться об остальном.
Я опустился на скамейку и уставился на желтую лампу фонаря. Мне хотелось хотя бы немного оттянуть момент, когда придется вернуться на прием и снова улыбаться, глядя в жабьи глаза Амбридж.
Адреналин выветрился, и теперь я чувствовал, что очень устал. От того, что в моей жизни, казалось, больше не было ничего нормального. От того, что я должен был притворяться каждый день, каждую секунду.
Она приказала убить Айи.
На виске дернуло, когда я понял, что на мне лежала вина за происходящее. Это я втянул ее в это. Из-за меня Амбридж отправила за ней Макнейра.
«И дальше будет только хуже.» пронеслось в голове.
Я нервно облизнул разбитую губу, снова почувствовав привкус железа.
«Например, когда к власти придет Тот, Кого Нельзя Называть»
По спине пробежали мурашки.
«Что будет с Айи, как ты думаешь? спросил я себя. Он убивал людей и за гораздо меньшее. А с ней он постарается. Она теперь значительная фигура. Он, может быть, даже сам придет за ней. И это ты ее втянул.»
Дыхание перехватило, казалось, легкие неожиданно сжались в болезненный комок, не пропуская в себя ни унции воздуха.
Как я раньше не подумал об этом? Смотрел только на возможный результат, ведь он был для меня важен.
А теперь Айи и Ризу приходилось рисковать, пока я сам отсиживался позади.
Удары сердца отдавались у меня в голове, пока я отчаянно пытался взять себя в руки.
Я просто не имел права на это. После того как сам же и поспособствовал тому, что ситуация развивалась именно так.
«Этот законопроект. Эта кампания в прессе. «Хотел сделать что-то стоящее»? Да, кое-какие успехи были. Ты доволен?» я снова окинул себя внутренним взором. «Что теперь? Других людей убьют. А ты будешь прятаться за их спинами.»
В груди сжимало, как будто тысячи железок раздирали меня изнутри, словно было что-то, отчаянно прогрызающее себе путь наружу.
Я усмехнулся своему лицемерию. Расстроен? Как я мог быть расстроен, если сам все устроил?
Хуже того, теперь я сидел на скамейке и жалел себя, хотя уже давно надо было снова быть на приеме. Я не мог позволить Амбридж узнать, что отлучался. Должен был оставаться хотя бы один козырь. Права на ошибку не было.
Голова налилась горячей болезненной тяжестью. Я с трудом поднялся. Мне вспомнилось искусственно улыбающееся лицо Амбридж.
«Пусть Гамильтон выступит против нее», с надеждой подумал я. «И тогда ее арестуют».
В груди немного потеплело. Я заставил себя сосредоточиться, представить улицу перед домом Эглантины Берк.
Ветки единственного, торчащего посреди площади, словно памятник, дерева прошелестели на ветру.Гамильтона все еще не было.
Я взглянул на часы. Стрелка неумолимо приближалась к 11 вечера.
Сколько можно было ждать? А если он вообще не собирался приходить?
Я нервно прошелся туда-сюда. Под ногу попала пластиковая бутылка, и я пинком отшвырнул ее прочь.
А если он все-таки решил доложить обо всем Амбридж?
Вчера она не успела заметить моего отсутствия. Да и это было понятно: на приеме вокруг нее было много людей, каждый из которых норовил поговорить с ней по поводу реформы образования.
Смотря на свое отражение в темном стекле,
я пригладил волосы, почистил лицо. Губа немного болела, но, к счастью, распухла не очень сильно. В любом случае, это можно было временно исправить с помощью трансфигурации. Когда я закончил, мой внешний вид, казалось, не создавал впечатления, что всего минуту назад я сражался с Макнейром. Хорошо, что он слишком торопился, чтобы сбить с меня дезиллюминационное заклятие, значит, не смог бы меня узнать.
Я прошел к барной стойке, проверив, что Амбридж заметила, что я здесь и никуда не отлучался. Я знал, что пить не собираюсь. Ведь каждую секунду снова могло настать время действовать.
Перси Уизли, вы все еще живы! послышался смех и стук опускаемого на столешницу бокала.
Мистер Сангвини, отозвался я, узнав специалиста по Румынскому законодательству.
Нужно было делать вид, что я занят каким-то делом, а не только что пришел.
Sunt eu!* довольно отозвался тот, одним глотком осушая бокал и знаком прося бармена повторить.
В глубине выходящего на площадь переулка что-то зашуршало. Я вздрогнул и, выхватив палочку, принялся вглядываться во тьму между домами, но оказалось, что это был всего лишь бродячий кот, треплющий пустую упаковку из-под чипсов. Ни на улице, ни на площади никого не было.