Он с интересом наблюдал за этим представлением, гадая, чем и как оно закончится, и размышлял, не пора ли хоть формально вмешаться, и никак не ожидал, что один из малолетних хипстеров бросится к нему.
Добрый день, я Родион, лучезарно улыбнулся он, я тут работаю.
И замолчал, видимо ожидая восторженного: «Ну да, конечно! Я вас знаю-помню», но в ответ он лишь кивнул. Родион не смутился:
Нам требуется ваша помощь. Можно вас украсть часа на два, а лучше на три? Если вы не против, то ваше начальство я беру на себя, и снова улыбнулся.
То есть украсть? он действительно не понял, что от него хотят. Хипстер вздохнул, улыбнулся еще шире:
Понимаете, у нас съемка намечена, тут, недалеко, в парке. Все разрешения получены, освещение вот то, что надо, погода, температура, все отлично, но один... герой не приехал! А вы нам, вроде как подходите... и замолчал, выжидательно, со слезой во взгляде смотря на него.
И я вам подхожу? Я? уточнил он, хмуря брови. Для съемки?
О, ничего такого там не будет, все очень красиво, для глянца! Я вам гарантирую, никакой похабщины и дурновкусия!
Мне шестьдесят три, зачем-то сказал он.
Да хоть семьдесят три! Вы и не будете главным действующим лицом, но... очень надо! Выручите, а мы... и он на рекламном буклете написал цифру и приписал значок «евро».
«Кисти. Самые лучшие. И краски, и холсты, и подрамники, и даже сменить этюдник, пронеслось в голове, ¬ и еще останется на хороший коньяк. Черт...» Отказываться было глупо, соглашаться нелепо. Все это походило на розыгрыш.
Но только с начальством... он не успел договорить, а Родион с воинственным кличем уже несся к своим. Там засуетились, одна из девушек подбежала к нему, попросила встать, осмотрела, снова радостно закричала: «Родя ты гений! Размер в самый раз! Ох, какое чудо чудесное!». Было похоже, что он попал в какое-то кино и это ему совсем не нравилось.
С возрастом он все больше и больше сторонился компаний и это, он полагал, был еще один гвоздь в гроб его успеха. Он не умел сдруживаться, сближаться с другими людьми, а это было необходимо быть в теме, в тусовке. Нет, не выслуживаться перед властью, иногда это было как раз во вред, но вариться в общем котле, чтобы пеной тебя вынесло на поверхность, а ему это не нравилось, как сейчас не нравились восторженные, слащавые, и до ужаса ненатуральные возгласы длинноногой девицы.
Его отпустили, что уж там придумал Родион неизвестно, но начальство самолично позвонило и благословило. Его загрузили в маленькую машину, названную так только по недоразумению, слава Богу, ехать было близко, в заброшенную часть
острова, на противоположный берег от яхт-клуба, пока еще тихий и неприметный. Было уже ясно, что и тут настроят дома для тех, кто хочет жить в городе, но так, словно тут милый райский деревенский уголок.
Родион шустро руководил процессом, моментально став собранным и серьезным. Все слушались его беспрекословно и работали на удивление слажено. Вот уж сложно было представить, что у молодежи может быть такая дисциплина.
К нему подошел высокий парень с фотоаппаратом в руках, поздоровался, посмотрел с интересом:
Я вас не знаю. Должен был приехать Евгений.
Я вас тоже не знаю, ответил он ему в тон, должен, но буду я. Чего делать-то надо?
Фотограф усмехнулся:
Так вы не в курсе?
Я не... только и успел ответить, тут же подлетел Родион, увлек его в сторону, передал на руки своей ассистентке, целлулоидной восторженной барышне, одновременно объясняя фотографу, что все сейчас будет готово и в самом лучшем виде.
Его быстро переодели в белую рубашку, отличный костюм, и явно дорогие ботинки, нацепили запонки, причесали, слегка загримировали и оставили сидеть на стуле. На площадке появилась еще одна девушка, и все ринулись к ней. Стало очевидно, ради кого все затевалось. Девушка была прекрасна, но на него впечатления особого не произвела, как никогда не производили впечатления фотографии даже самых прекрасных женщин в журналах. Она не вдохновляла, была слишком хороша и, как теперь говорят, ухожена, словно научилась применять «фотошоп» в реале. В ней, на его вкус, не было чего-то такого, что делает любую, даже не самую красивую женщину притягательной для мужчин.
«А может это старость? снова подумал он».
Девушку увели в маленький вагончик, и из него она появилась скоро в махровом халате. Он усмехнулся: интересная фотография выйдет у них, впрочем... сейчас чего только не увидишь и лучше пусть так, она в халате, а он в смокинге, чем наоборот.
Родион подлетел теперь к нему, схватил за локоть и потащил в сторону берега, по дороге объясняя:
Значит так, мы снимаем ню, понимаете, да? Она обнажена, он одет, между ними любовь, но такая... особенная, никаких откровенных фото, в глазах должно быть чувство, понимаете? Настоящее чувство!
Погодите, он остановился и высвободил руку, какое ню? Какие чувства, вы же сказали...
Это ее бенефис, Натальи, вы же узнали ее, да? Она модель мирового уровня, большая удача, впрочем, неважно. Суть в том, что вы, уж простите, только для антуража.
Для мебели? Тогда причем тут мои глаза? спросил он холодно. И не надо мне все это объяснять, я художник, как-никак, сказал и тут же пожалел. Выглядело это глупо, как хвастовство или, хуже того пустое бахвальство.