Родион появился меньше чем через полчаса, вошел, посмотрел по сторонам, сел на диван.
Что стряслось? спросил он с нарастающей тревогой: уж больно Родион сам на себя не был похож. Весь словно сдувшийся и посеревший. Стало заметно, что не такой уж он юный, как казалось.
Почему сразу стряслось? деланно удивился Родион. Просто как-то не очень удачно все вышло, я пообещал, ну, этим, твоим...
Кому моим? он даже не понял сразу о чем речь. Банкирам что ли? И что ты им наобещал? Подписывал что-то?
Да что я могу подписать? Хотя... Но они бы и без подписи, Родион отбросил напускное веселье, вздохнул, они душу вытрясут, перетряхнут и засунут обратно через зад.
Ближе к делу.
Им нужны картины, они там какие-то договора оформили, деньги перевели, так что надо как-то закрывать это... Ну то есть показать... В общем вот список, Родион суетливо вытащил из кармана сложенный вчетверо лист. И ладно бы только это! Но еще же сроки! И уже столько времени прошло, осталось совсем ничего! Родион
вздохнул, теперь он смотрел с таким видом, словно кто-то иной был виноват в его злоключениях.
Сроки?
Уже меньше чем через месяц должно быть готово шесть картин, остальные четыре через два месяца. Плюс те, что они отобрали им надо отдать...
И что ты предлагаешь? он готов был закипеть, с трудом удерживаясь, чтобы не скомкать лист и не бросить его в лицо Родиону. Сам и рисуй. Ты мои условия знал и кричал, что обо всем договоришься!
Значит?
Значит, я не буду работать так, как хотят они, с каждой секундой сдерживаться было сложнее. И те картины, на которые они хотят лапу наложить, тоже не отдам!
Вот как? Ладно, Родион встал, поправил куцый пиджачок, провел рукой по волосам. Ладно. Я один во всем виноват, только я. Ну конечно! Кто ж еще? Что я могу сделать? Буду искать работу в родном Сочи. Нет, что я говорю? Кому я там буду нужен? За полярным кругом где-нибудь и то... Они же могут сделать так, что ни ты, ни я никому никогда не нужны будем! И твои «Труженики» долбаные тоже! Они же это могут, просто так, из вредности. Тебя через неделю забудут! Ты даже охранником не устроишься!
Испугал, нечего сказать.
Ну да, ты же у нас крутой! теперь Родин едва не срывался в крик. Диссидент! Герой! Ничего тебе не надо ни денег, ни славы, блаженный! А мне хочется, знаешь ли, нормальной жизни, а не одиночества в халупе типа твоей. Я жить хочу! Меня, знаешь ли, никто никуда просто так не позовет, никакие шоу! Мне такие деньги никто не предлагал, и не собираются! Я не модель и не художник, так, простой труженик! Мне пахать надо, чтобы хоть на однушку в Девяткино заработать! А ты!
Ты чего орешь, будто это я в твоей дурости виноват? чуть повысил голос и он. Я тебе прямо сказал, как готов работать, а ты...
А я наделся, что с вами можно по-людски, а вы уперлись и ты, и они, черт вас дери! Родион чуть не плакал. Ну что тебе стоит? Ну намалюй чего-нибудь ты им! Ведь такие деньжищи, да другие б на твоем месте!
Намалевать?
Ну, нарисуй, Родион весь словно сдулся и выглядел как мальчишка, которого поймали на мелкой пакости.
В сердце тут же погасла ярость.
Вот же ты идиот, сказал он беззлобно. Только что я могу? Не пишется мне, хоть убей.
Послушай, ну что тебе стоит? опять оживился Родион. Ты же знаешь, что они хотят. Ну, нарисуй как-нибудь? А потом уже напишешь своих так, как нужно? А? Клянусь, буду спать у тебя в прихожей, охранять покой и никого к тебе не подпускать, хотя Родион пытался выглядеть беззаботным и веселым, глаза у него были как у побитой собаки. Сделаем несколько серий, как и хотели!
Ты их действительно так боишься? спросил он. Настолько?
Я знаю, на что они способны. Походя переедут и забудут. А мне все, дорога будет закрыта везде! Никому я не буду нужен, со мной просто не захотят связываться, так и буду сидеть в офисе, третий помощник пятого менеджера!
Ему показалось, что Родион сейчас расплачется. Раньше и представить было нельзя, что такой жизнерадостный парень, всегда выкручивающийся и никогда не унывающий, может выглядеть настолько жалко.
Я постараюсь, выдавил он из себя, только чтобы это все прекратилось.
Я на тебя рассчитываю! Спасибо тебе, спасибо! Родион молитвенно сложил руки и затряс ими.
Вали, пока я не передумал, вздохнул он, отворачиваясь и наконец-то читая список, который до сих пор комкал в руках. Когда он дочитал и оглянулся Родиона и след простыл.
Ничего такого, что могло бы вызвать отторжение, в списке не было, и все же он чувствовал глухое раздражение, когда читал перечень тех, кого банкиры хотели бы видеть среди его тружеников. У него был составлен почти такой же, только такое совпадение не радовало.
Банально! Все банально и на поверхности! проворчал он, скомкал листок и забросил его в ведро с мусором. Было ясно, что о рабочем настрое и думать нечего. Он прошел на кухню, собираясь поправить настроение привычной стопкой коньяка, но вспомнил, что коньяк кончился вчера, и так не хотелось выходить в серый промозглый февраль. Он выругался, но все же пошел собираться. На улице оказалось не так уж и противно, он шел к магазину, когда его окликнули уже хорошо знакомые воспитательницы садика.