Поехали, скомандовал свинопас и дёрнул вожжи.
Подождите!
Тпру-у-у, недовольно крикнул Егор Павлович. Ну, кто там ещё? А, здорова, Тимоха.
Со склада к ним спешил мужчина, разодетый почти так же, как покойный Димон Лохматый, только вещи его были гораздо качественней.
«Искатель. Опытный», подумала Лиза и неизвестно чему вдруг остро позавидовала.
Вы же за Фестивальный едете?
Агась.
Подбросьте меня до обрыва.
С тех пор, как лиловый туман исчез, люди говорили именно так: не Ерёмино, Добруш, район Фестивальный, а Ерёминское, Добрушское направление, или, например, «бывший Фестивальный». Причина та же перекроенная поверхность земли. Но потихоньку и это уходило многие территории, прилепившиеся к Гомелю, имели свои названия, которые можно было узнать по табличкам, надписям на зданиях или по каким-то приметным постройкам.
Но ферма Олега Дмитриевича была из безликих, так что она называлась по «направлению». Или просто «фермой Дмитрича».
Чего ж не подбросить, кивнул Егор Павлович. Ко мне садись, в тех санях места нет. Лизка,
от неожиданности.
«Смешной ты, Палыч. Будто сам не знаешь».
Всё хорошо.
Ну да, ну да. Когда ей рожать?
Лиза, пользуясь тем, что нижняя часть лица прикрыта пледом, недовольно поморщилась ей не нравилось очередное «интересное положение» матери, но вот ответила ровно и вежливо:
Скоро.
Недели через три?
Девушка на этот раз демонстративно промолчала. Разве нормальные люди спрашивают о сроках? Вдруг нечисть случайно услышит! Но, кажется, Егор Павлович и не ждал ответа, потому что после очень короткой паузы продолжил:
Если через три, это ж в самый Новый год получается! Вот подарок Дмитричу, да?
Лиза снова промолчала. Она считала, что многочисленное потомство интересует отчима так же, как приплод на свиноферме, исключительно в прагматичном смысле. Ну, или как показатель того, что он ещё «ого-го» мужчина. По крайней мере, особых отличий между приёмными детьми, десятком пригретых сирот, чужими отпрысками и родными по крови Олег Дмитриевич не делал. На всех одинаково орал, всех одинаково оскорблял и так же одинаково скупо хвалил, если удавалось ему угодить. И затрещины всем раздавал одинаково, делая различие лишь по возрасту совсем маленьких не бил.
При этом на ферме никто не голодал, не ходил оборванцем, заболевших лечили всеми доступными способами, соблюдался режим работы и отдыха, а в хорошем настроении отчим мог даже собрать вокруг себя малышню и почитать какую-нибудь книгу, причём на разные голоса и очень артистично.
Так что гомельчане, да и чужаки из других мест поголовно считали Олега Дмитриевича этаким строгим, но справедливым отцом для всех, кто оказался в зоне его внимания, заботы и любви. Как, в принципе, и большинство взрослых жителей фермы.
Лиза же, благодаря своей способности отводить глаза, иногда бывала там, где ей быть не положено и слышала то, что слышать нельзя, и понимала, что чего-чего, а любви к окружающим, даже самым близким, у отчима точно нет. Любил он только себя, и все его редкие проявления доброты и ласки всего лишь тешили его собственное самолюбие. Вот, мол, какой я благородный и внимательный. Сам собой восхищаюсь, а тем, кто живёт благодаря моей заботе, даже завидую.
Егор Павлович, не подозревая, какие мысли бродят в голове у Петрович, самозабвенно болтал дальше. Лиза в какой-то момент словно отключилась, снова уставилась на круп лошади и задумалась о предложении главного курьера.
Лизка! Ты что, опять заснула?
А? Простите. Ветер, не расслышала.
Я говорю, как тебе горький хлеб посыльного?
Девушка пожала плечами.
Неблагодарное это дело, Петрович. Лучше б замуж пошла. И при деле всегда, и в тепле, и с детишками. А если муж хороший попадётся, так вообще, лафа. Я знаю, что говорю, старшие пристроены так, что любо-дорого глядеть. Вот, Анюте скоро шестнадцать, тоже буду жениха искать.
«Отчим притаскивал каких-то обмылков на смотрины, целый год покоя не давал. Но не срослось, слава богам, а то сидела бы сейчас, как мать, с очередным пузом, да выполняла приказы какого-нибудь дурака вроде Димона покойного».
Удачи в поисках, вслух коротко обронила Лиза.
Спасибо, заулыбался возница, отчего его пухлые щёки разъехались в стороны, сделав лицо ещё шире и упитанней. Так что зря ты момент упустила. Это в моё время до седых волос в девках ходили, но сейчас другие времена. Двадцать исполнилось и привет, ты старая дева, никому не нужная. А тогда равенство, образование, всякое такое прочее. Девчонки учились, карьеры делали, кавалеров перебирали, требования выставляли из тридцати пунктов «настоящий мужчина должен». Попробуй ещё найди такую, чтобы нос не задирался выше неба. И чтобы красивая при этом, и покладистая, и бабла не требовала, да плюс борщ варила.
«Опять престарелые сказки. Не верю, что женщинам так легко и свободно жилось хоть когда-то. Не может такого быть».
Егор Павлович мечтательно вздохнул:
С другой стороны, была свобода в отношениях, этакий лёгкий ветерок. Сошлись, разошлись, встретились, перепихнулись, разбежались, никто никому не должен. Презики, таблетки, приложения для знакомств, уголовный кодекс, опять же Помню, в старую эпоху по пятницам мы с друганом зажигали, м-м-м Начинали с боулинга и пива, заканчивали ночным клубом. А если какую-нибудь няху опытную получалось подцепить, или две, то вообще В общем, сейчас за такое могут кое-где и кишки выпустить, да.