Мы сидели в тишине. Я не убирала руку. И он не отстранялся. И я чувствовала, как под моей ладонью его напряжённые, как камень, мышцы понемногу расслабляются. Он позволил мне. Позволил коснуться не только его тела, но и его души.
Наконец, он медленно, очень медленно, накрыл мою руку своей. Его ладонь была горячей и огромной. Она полностью скрыла мою. И в этом простом жесте было больше, чем во всех поцелуях из моих прошлых, земных романов. В нём было доверие. Принятие. Признание.
Воздух в комнате загустел, наполнился чем-то новым. Не страстью, не напряжением. А хрупкой, звенящей нежностью. Он смотрел мне в глаза, и я тонула в его расплавленном золоте. И я видела там не бога, не хранителя, а просто его. Уставшего, одинокого, и отчаянно нуждающегося в тепле.
В этот самый момент, с ужасом и восторгом поняла я, я совершила самую страшную и самую прекрасную ошибку в своей жизни. Я пожалела дракона. А жалеть дракона это верный способ отдать ему своё сердце. Целиком. Без остатка. И, кажется, было уже слишком поздно что-то менять.
Он так и не убрал свою руку. А я свою. Мы просто сидели у огня, держась друг за друга, как двое выживших после кораблекрушения. И в этой тишине рождалось что-то новое. Что-то, чему у меня ещё не было названия. Что-то гораздо большее, чем просто партнёрство. И гораздо более опасное.
Глава 30
Я проснулась с ощущением, что между нами что-то безвозвратно изменилось. Воздух в доме был другим. Он больше не звенел от напряжения, но был наполнен какой-то густой, тягучей неловкостью. Мы оба не знали, как себя вести.
Вчера вечером мы держались за руки, как двое выживших. А сегодня утром мы старательно избегали встречаться взглядами. Он, как обычно, сидел у очага, но в его позе больше не было царственного спокойствия. Была какая-то настороженность. Словно он сам был напуган той откровенностью, которую себе позволил.
А я я чувствовала себя так, будто у меня внутри поселился целый рой светящихся бабочек, и они с размаху бьются о мои рёбра. Я пыталась сосредоточиться на приготовлении завтрака, но руки не слушались. Я чуть не посолила кашу сахаром, который мы выпарили из какого-то корня по рецепту Изольды.
Так, Соколова, возьми себя в руки! мысленно приказала я себе. Ну, пожалела ты дракона. Ну, подержались за ручки. Это ещё не повод терять голову! У тебя ферма, у тебя проект, у тебя дедлайн от этого же самого дракона! Хотя какой теперь к демонам дедлайн?
После завтрака, прошедшего в оглушительном молчании, я поняла, что больше не могу находиться с ним в одном замкнутом пространстве. Мне нужно было действие. Работа. Конкретная, понятная задача.
Нам нужны гвозди, объявила я, нарушая тишину. И лезвие для топора. Моя кочерга, конечно, универсальный инструмент, но рубить ей дрова неудобно. И ещё нам нужна ткань. Хоть какая-нибудь. Я не могу вечно ходить в одном платье, а Элине нужно сшить что-то потеплее.
Я говорила это, глядя в стену, но чувствовала, как его взгляд прожигает мне спину. Мы пойдём в деревню, заключила
я.
Мы пойдём в деревню, поправил он. Голос был ровным, но в нём не было места для возражений.
Я могу сходить и одна, упрямо сказала я.
Ты одна не пойдёшь, отрезал он, вставая. Я видел, как на тебя там смотрели. Эксперимент окончен.
И я поняла, что он прав. После того случая с деревенской шпаной отпускать меня одну было бы верхом глупости. Но мысль о том, чтобы снова появиться там вместе с ним, вызывала у меня приступ паники.
Хорошо, вздохнула я. Только, пожалуйста, давайте договоримся. Вы не будете никого испепелять взглядом, не будете угрожать и постараетесь выглядеть попроще.
Он окинул себя взглядом. На нём были простые штаны и рубаха, которые мы вычистили. Куда уж проще? в его голосе проскользнула знакомая надменная нотка.
Я про выражение лица, Ваше Величество, съязвила я. Постарайтесь не смотреть на людей так, будто выбираете, кого из них съесть на ужин.
Он фыркнул, но, кажется, замечание принял.
Наш поход в деревню был похож на сюрреалистический сон. Мы шли по дороге. Я старалась держать дистанцию, но он всё время как-то оказывался рядом. То уберёт с моей дороги ветку, то подаст руку на крутом спуске. И каждое его случайное прикосновение било током.
Когда мы вошли на центральную площадь Каменных Бродов, эффект был мгновенным. И совершенно другим, чем в прошлый раз.
Если тогда наступила враждебная тишина, то сейчас началась паника.
Женщины, набиравшие воду у колодца, завизжали и бросились врассыпную, расплёскивая воду. Мужики, сидевшие у таверны, вскочили и скрылись внутри. Торговец, раскладывавший на прилавке свой скудный товар, сгрёб всё в мешок и бросился наутёк. Дети, игравшие на площади, с рёвом кинулись по домам.
За десять секунд площадь стала абсолютно пустой. Мёртвой. Словно чума прошла.
Все смотрели на нас из-за закрытых ставен. И в этих взглядах был только первобытный, животный ужас.
Вот, с горькой усмешкой сказала я. А вы говорили, я привлекаю слишком много внимания. По сравнению с вами я невидимка.
Они просто проявляют здравый смысл, невозмутимо ответил Кейден.
Мне стало дурно. Одно дело, когда тебя ненавидят. И совсем другое, когда тебя боятся до смерти. Когда от тебя шарахаются, как от прокажённой. Я почувствовала себя не просто в клетке. Я почувствовала себя экспонатом в этой клетке. «Красавица и Чудовище». Только без песен и танцующей посуды.