Чтобы любить тебя? засмеялся он. Да-а, чтобы любить тебя каждую ночь, действительно, милая фрау, надо много сил.
Она покраснела и улыбнулась беззащитной улыбкой:
Не смейся, пожалуйста, надо мной, Вадим. Я очень долго не была с мужчиной. Ни с одним, понимаешь, после Пауля.
Прости за пошлость, смутился он. Я не хотел тебя обидеть.
Хотел, покачала она головой. Теперь, когда опасность позади, ты, вероятно, ломаешь голову, как избавиться от нас с Зигфридом?
Зачем мне избавляться от вас?
Кто мы тебе чужие. А силы тебе и мне понадобятся, чтобы из огня не угодить бы в полымя.
О чем ты?
Мы казенные люди, Вадим, давай назовем вещи своими именами... Ты, конечно, понимаешь, что нашу добропорядочную немецкую семью «контора глубокого бурения» образовала еще и для того, чтобы ты всегда был у нее как на ладони.
Таковы правила игры...
После сегодняшней ночи я не хочу быть просто твоей тенью... Тенью на долгие годы...
Ты уверена, что на долгие годы?
Так мне сказали...
Кто, конкретно?
Лично генерал Толмачев.
«Если так, значит, судьба ревнивого мавра подполковнику Савелову в ближайшем будущем не планируется, мелькнуло у него, и сразу будто гора с плеч свалилась. Зря я на Толмачева грешил. Зря!» подумал Савелов, коря себя за излишнюю подозрительность.
Вадим, после долгой паузы подняла она на него глаза. Скажи правду ты женат?
Разбежались неделю тому. Ей не нужна Германия, а я, признаться, никогда не был ей нужен.
Она красивая?
Не помню. Еще есть вопросы?
У матросов нет вопросов! засмеялась она и, запустив в него подушкой, закрутила колесо настройки радиоприемника. Хочу музыки! Хочу танцевать, герр Зильбербард!
Сквозь треск и хрипы эфира ей наконец удалось поймать мелодию из «Шербурских зонтиков». Но едва она закружилась по каюте в плавном, не имеющем названия танце, как эфир опять наполнился треском и прозрачную мелодию «Шербурских зонтиков» вытеснил информационный выпуск какой-то русскоязычной радиостанции.
«...сегодня ночью в Москве на семьдесят восьмом году жизни скоропостижно скончался от обширного инфаркта миокарда выдающийся советский ученый, философ-марксист, лауреат Ленинской и двух Государственных премий, Герой Социалистического Труда, академик Академии наук СССР Савелов...» и опять эфир заполнил сплошной треск, через который голос диктора прорывался лишь на несколько секунд и опять тонул в сплошном треске: «...внесший большой вклад
в развитие теории и практики марксистско-ленинской науки. ...жизнь академика Савелова была отдана Коммунистической партии и советскому народу. ...ЦК КПСС и советское правительство выражают глубокое соболезнование родным и близким покойного. ...некролог подписали руководители партии и правительства».
О боже! вырвалось из стиснутых зубов Савелова.
Что с тобой? увидев его лицо, вскрикнула Урсула. Тебе плохо, Вадим?
Оставь меня! простонал он и скрылся в душевой комнате.
Полоснувшую, будто ножом, боль в груди Савелову не помог заглушить даже ледяной душ. Заглянувшая через несколько минут в душевую Урсула увидела его спину, содрогающуюся от рыданий. Она испуганно прильнула к ней губами и осталась стоять вместе с ним под ледяными струями. А когда он понемногу успокоился, она набралась храбрости и спросила:
Прости, я не все разобрала. Кто он тебе, тот академик?
Савелов рывком прижал ее к груди, будто хотел заслонить собой от кого-то или от чего-то очень страшного.
Отец, прошептал он. Десять дней назад он сказал мне, что по помойке, именуемой жизнью, каждый из нас, смертных, бредет в одиночку. Мой умный, мой нелепый старикан, понимаешь, он и ушел от меня в одиночку. Только я один виноват в его уходе...
Не вини себя, Вадим.
Виноват... Понимаешь, вчера они упустили нас на дороге в Москву. Сегодня ночью пришли к нему за нами, на улицу Грановского. Матерились, хамили... Во время обыска все перевернули в доме...
У него были проблемы с сердцем?
Проблемы были с душой. Что поделаешь тектонические сдвиги истории... Сердце моего мудрого отца разорвалось от страха за меня.
Мужайся, Вадим. К сожалению, мы ничего не можем изменить...
В дверь громко постучали, и в коридоре кто-то громко объявил:
На горизонте Варна. Трэба сдаты каюты, громодяны.
Через час, под пронзительные крики чаек паром огромным утюгом устало вполз в затянутую голубой дымкой бухту Варны. Над ней нависал золотой подковой расцвеченный буйными красками южной осени древний город.
Приветливые болгарские пограничники довольно быстро проштамповали паспорта путешествующих немецких супругов Урсулы и Эдварда фон Зильбербард и посоветовали им непременно увезти с собой в Германию бочонок-другой местного вина из винограда урожая этого года.
За двое следующих суток немецкая супружеская чета фон Зильбербард с сыном Зигфридом без особых треволнений пересекла на белом «БМВ» горящие осенней позолотой Румынию и Австрию, чтобы наконец поужинать сосисками с капустой в приграничном немецком городке и выпить в уютном придорожном ресторанчике по кружке доброго баварского пива.
За ужином Савелов бегло просмотрел немецкую прессу. Некоторые публикации сообщали о кончине в Москве известного русского философа-марксиста Савелова и даже доброжелательно отзывались о его научных трудах. Но о скандале, связанном с прохождением через турецкие проливы крупнейшей партии бронетанковой техники из СССР, не было ни в одном издании.